Internews Kazakhstan

Смех и слезы. Телегазета с Александром Мельманом

Cоздан:   пн, 19/09/2011 - 10:00
Категория:
Тэги:

Если человек вдруг засмеялся на похоронах, что вы о нем подумаете? Что он пошлый жлоб и никто другой. Хотя бывает иначе: вдруг в самый скорбный момент раздается громкий заливистый хохот. Это нервы сдали у кого-то от горя. И тогда его, заболевшего душой от сострадания, тихо берут под белы ручки и уводят. В палату № 6. В дни скорби по хоккейной ярославской команде, глядя в телевизор, я понял, что мы все одна большая палата № 6. Общественная, верхняя и нижняя.

Не знаю, по каким причинам они там объявляют траур, и не хочу знать. Сколько должно погибнуть, чтобы отменить все развлекалово только в одном отдельно взятом регионе, а сколько по всей стране? Наверное, существует какая-то тонкая невидимая грань в количестве смертей, в их градации. И ведь действительно, объявишь траур на всю страну, а через несколько дней вновь случится очередная трагедия, власти подумают: ну сколько можно, давайте уже остановимся, не будем поднимать общенародный плач, пусть плачут только там, в этом конкретном городе, где все случилось. То есть выходит — есть смерти более важные, статусные, а есть другие, местного значения.

Телевизор, хочешь не хочешь, существует у нас для того, чтобы указывать, как нам жить. Где смеяться и где плакать. Если случилась беда, а по телевизору в это время идет комедия, люди должны понимать: это горе — не беда вовсе, а так, происшествие. Типа, жизнь продолжается.

Телекритики часто оценивают не телевидение как таковое, а пишут исключительно о морали: вот здесь они показали не так, сказали не то. Как будто телекритики и есть духовный светоч нации. На самом деле телевизор часто лучше тех, кто о нем пишет. Когда умирают любимые всеми артисты, в тот же день переверстывается сетка, а все смешное и легкое заменяется на программы памяти, на фильмы с только что ушедшими дорогими людьми.

И если вспомнить совсем недавнюю гибель «Булгарии», то и там ТВ было на высоте положения, давало пример того, что нельзя быть циничными, вечно хохочущими, что нужно, просто необходимо остановиться, оглянуться... И поплакать.

Телекритики пишут о морали, но что же делать, если в ТВ отражается вся наша жизнь как она есть. Иногда в кривом зеркале, иногда напрямую.

Траур по погибшей команде объявили только в городе Ярославле. Что это значит на телевизионном языке? Что вся остальная страна может по-прежнему весело проводить время, развлекаться? Нет, конечно. Это значит, что сами телевизионщики могут, имеют право отменять свои телеулыбки по собственному усмотрению. И нет здесь никакой инструкции, только твоя совесть.

Во всех новостных, аналитических передачах главных каналов страны, во многих ток-шоу такое сострадание было предъявлено. Самое искреннее сострадание. Но в остальном... В пятницу вечером на Первом как ни в чем не бывало вышел из Юрмалы юбилейный фестиваль «Говорящий КиВиН», а на «России» почти в это же время и тоже из Юрмалы — фестиваль юмористических программ. Одни смешат, другие смеются, все при деле. Вообще Юрмала в этом смысле стала каким-то образцовым капиталистическим городом: русские артисты там поют и хохочут, в зале сидят шикарные блондинки, увешанные драгоценностями, и то и дело вытирают слезки радости от нахлынувшего на них чувства полного удовлетворения. Не жизнь — мечта!

Но ярославцам-то что делать?! И тем еще, кто воспринял жуткую гибель хоккеистов как собственную трагедию. Им что, прикрывать глаза от стыда, глядя в голубой ящик? Но тогда хотя бы объявили: тем, кто хочет и считает возможным для себя сейчас посмеяться, — смотрите КВН с «Юрмалиной», а остальных просим выключить ваши телевизоры. Честнее бы было.

Но я все понимаю: нам выпала удача жить в стране вечного траура. Потому что если не падает самолет, то сходит с рельсов поезд, или тонет пароход, или сталкиваются «Газели». Или падают сосули прямо нам на голову со смертельным исходом. И тогда мы вообще должны отменить показ всех этих Клубов веселых и находчивых, всех этих развлекающих нас, лоснящихся от собственного успеха и не влезающих в ящик ехидных говорящих и показывающих голов. Но это же невозможно! Иначе мы все с вами тут же сойдем с ума. И тогда уже в том самом желтом доме будем писать коллективные письма в «Спортлото».

Наша страна для смеха не предусмотрена, но мы все равно поем и смеемся как дети. Потому что хотим не свихнуться, а выжить. Хотя, выживая и смеясь на похоронах, мы, возможно, становимся моральными уродами. Зато все еще живыми. Пока.

Безнадежное дело

«Пора перестать смотреть этот поганый ящик, по которому показывают этих придурков...» Это сказал российский политик Дмитрий Олегович Рогозин в программе «Поединок». И я уж было обрадовался: во молодец, наверное, там, в Брюсселе, ему как следует мозги вправили.

Могло показаться, что г-н Рогозин в едином душевном порыве приурочил эту свою сакраментальную фразу к начавшейся на ТВ предвыборной кампании. Действительно, одни и те же лица, если не сказать — морды лица. Доколе! Но политик это сказал не про себя, любимого, и своих братьев по счастью, а почему-то про пародистов, которые смеются над всем.

В программе канала «Россия» «Исторический процесс» этих морд пока что, слава богу, еще нет. И спор там идет о другом: как связано наше прошлое с нашим будущим. А это, согласитесь, гораздо важнее, чем кричать на всю Россию: «Выбери меня!»

Важнее? Но в «Процессе» тоже кричат, да еще как. Николай Сванидзе на Сергея Кургиняна и, естественно, наоборот. Ну а чего шумим-то? Пар выпускаем-с или зубы заговариваем? Покричим, ну и легче станет.

Но это лишь на первый взгляд. На самом деле на государственном канале в стране без идеологии спор идет именно идейный. И уже не только уходящий в историю, когда между строк и титров можно хитренько говорить о сегодняшнем дне. Нет, разговор именно напрямую, без дураков.

Здесь я хочу сказать о Сванидзе. С Кургиняном-то мне все ясно. Можно ли на таком контролируемом правильном канале быть и оставаться свободным человеком? Пример Сванидзе показывает, что да, можно. Это как в армии — как себя поставишь, так с тобой и будут поступать.

Сванидзе, что называется, стоял у истоков, начинал еще на том, оппозиционном РТР, выглядевшем белой вороной на фоне всего советского ТВ. Но затем оппозиция превратилась в позицию, самую что ни на есть государственную, а «Россия» стала главным кремлевским рупором. Такое превращение очень трудно пережить нормальному человеку. И у Сванидзе все было непросто. Он тоже колебался с линией партии.

Сначала его сделали большим начальником, самым большим, что не помешало, впрочем, ему всегда оставаться адекватным. Но на своем посту он сумел уволить непокорившуюся Сорокину, а потом, став уже просто обозревателем, поучаствовать в первой антилужковской кампании, правда, на третьих ролях.

Сванидзе, как и все на «России», тоже хотел стать государственником. Но так до конца и не стал. Он тоже хотел дружить с властью. Но так до конца и не задружился. Он стал свободным человеком на государственном канале.

Но довольно вменяемым. У либералов он пользуется высокой репутацией. Но ведь и у кремлевских тоже. Когда в первой передаче «Исторического процесса» речь шла о ГКЧП, Николай Сванидзе в своем заключительном слове, очень волнуясь, размахивая руками, читая по бумажке (почти как Парфенов на вручении премии Листьева), сказал, что в результате всего сегодня ГКЧП победил в лице чиновников среднего и низшего звена, которые привели формулу путчистов в абсолют, приватизировав госденьги и собственность. Про высших чиновников Николай Сванидзе почему-то ничего не сказал.

Ведь каждый у нас на ТВ понимает, что можно говорить, а что нельзя. Министров-капиталистов, даже самых высоких, можно гнобить в пух и прах, не говоря уж о всяких там членах Федерального собрания. Но о премьере и президенте лучше таки помолчать. Так спокойнее. А если и критиковать, то нежно, без хамства. Вот тогда можно долго на ТВ работать и считаться очень смелым. Таким, например, как Владимир Соловьев или Владимир Познер.

Но следующей темой на «Процессе» стало дело Ходорковского. И вот тут уже г-н Сванидзе сказал все, что думал по этому поводу. На всю страну, на государственном канале. Не сглаживая, не смягчая, не уклоняясь, а давая точные и ясные оценки этому событию. Называя настоящих преступников (правда, без имен), но все и так понятно. Сказал, кто, за что и почему посадил Ходорковского, практически указав пальцем на власть.

Это был, безусловно, поступок. Ведь когда о том же самом говорят все кому не лень на «Эхо Москвы», пишут в газетах, это становится общим местом. А тут, что называется, в оплоте цензуры выдать такое, запретное, что должно по определению так не понравиться одному очень важному зрителю со товарищи.

Но нет, это пропустили, как ни странно. Казалось бы, вот теперь народ узнает всю правду, теперь он заступится, наконец, за сидельца, за узника совести. Но наступило утро следующего дня. А потом прошел еще один день, еще... И тишина, и мертвые с косами стоят. Почти что никому этот крик души Николая Сванидзе оказался не нужен. Большинству по фигу. Им до Ходора и дела нет.

Ничего не перевернулось в стране после этих героических слов. А Сванидзе просто взял и раздвинул свою колею. Помните Высоцкого? Так выпьем же за его безнадежное дело.

Давай не будем!

«Нонна, давай!» А кому она должна давать-то? Ведь если каждому давать...

Но если у вас (то есть на Первом канале) есть такая замечательная артистка Нонна Гришаева, женщина-оркестр, то грех ею не воспользоваться и не сделать по такому поводу отдельную монопрограмму. Думать не надо: ведь на СТС уже существует «6 кадров», а на «Домашнем» — «Одна за всех» с Анной Ардовой. И вот она, эврика: смешать одно с другим, поставить в центр вселенной Гришаеву — и успех обеспечен. И рейтинг с ним. Очень креативно.

Но что СТС и «Домашнему» здорово, то Первому... здорово не очень. Потому что, беря похожие форматы на главный канал страны, нужно тогда и выдавать на-гора что-то запредельное. Иначе нет смысла.

У них довольно часто это получается. Но с Нонной, похоже, произошел облом. Потому что «6 кадров» смотрится смешнее, а Анна Ардова играет лучше.

То, что такая передача появилась на Первом, — замечательно. Но это значит, что Нонну будет смотреть вся страна. Смотреть будто под микроскопом. И обсуждать на досуге. В курилках, в метро, на кухнях. И что скажет благословенный народ?

А так и скажет: не смешно. Взять немецкий аналог и перевести шуточки бюргеров на свой лад — большого ума не требуется. Правда, стоит оговориться, не смешно на Первом и не смешно на каком-то другом, пусть тоже очень большом и федеральном, — две большие разницы. Ведь на Первом такую планку задали с «Перисхилтоном» да с «Большой разницей» — никакая Исинбаева не возьмет.

Видно, что Гришаева в разных сценках не умеет перевоплощаться. Не то что Ардова! Гришаева везде в главной роли, а массовка, статисты почему-то ее переигрывают. Ну как такое может быть?!

Очень опасно вдруг взять и устроить актрисе такой бенефис. Там же не только все ее прелести будут видны, но и то, что порой необходимо скрывать. А тут все напоказ. Смотри — не хочу.

Несколько лет назад вот так же начинала Елена Воробей. Ее увидели: ба, да какая же она свежая, как классно умеет пародировать. Талантище! И тоже устроили ей большой именной концерт на Первом. После чего все увидели, что возможности юмористки довольно ограниченны. И Воробей полетела вниз.

С Гришаевой, надеюсь, этого не случится. Просто ясно, что умеет она еще в своей профессии далеко не все. А если ей в этом не помогают, а даже наоборот, тогда все — кранты. Но ведь в «Большой разнице» она замечательная. И в «Дне радио», и в «Дне выборов» просто классная.

Ну так давайте же актрисе роли по ее способностям и не считайте ее Раневской. Она не Раневская, а Гришаева. А то — давай, давай... Навалились всем скопом на бедную женщину. Никаких сил не хватит.

Источник: Московский комсомолец