Насколько адекватно телевизионщики воспринимают свою аудиторию? По каким законам меняется современное телевидение? Как мы, сами того не осознавая, воспринимаем тележурналистов? На эти и другие вопросы отвечает доктор психологических наук, профессор МГУ, специалист по психологии массовых коммуникаций Лидия Матвеева.

Свой — чужой

— Современное телевидение принято ругать за пошлость и негатив, который из него льется. Однако есть такое мнение: спрос рождает предложение, и телевидение отражает настроение людей. Нам показывают то, на что мы «клюем», что хотим смотреть.

— Это не совсем так. Мы на факультете психологии МГУ совместно с факультетом журналистики провели масштабное исследование и выяснили, что дело обстоит с точностью до наоборот. Мы сравнили образ автора у зрителя и образ зрителя у автора и их информационные предпочтения. То есть какие передачи хочет смотреть молодежь, по мнению автора, и какие — на самом деле. И с другой стороны, чтo’, по мнению молодежи, автор думает о том, что сама молодежь хочет смотреть. И мы обнаружили любопытнейший факт. Оказалось, что автор и зрители рассуждают друг о друге в совершенно разных категориях. Зрители воспринимают автора прежде всего как человека уважаемого и компетентного, которому можно доверять, на которого можно равняться. У телевизионных работников образ зрителя начинается с категории социальной дистанции «свой-чужой». То есть первым делом журналисты от зрителя отмежевываются: коллеги по работе и те, кто по ту сторону экрана — свои, а зрители — чужие. Они другие, они люди иной касты, они ниже нас, они безнравственные и ничем не интересуются. Им нужна эмоциональная жвачка. Установка авторов по отношению к зрителям — снобистская. И именно это позволяет современным творческим сотрудникам СМИ работать по принципу «пипл схавает». Народу нужны примитивные развлечения, сентиментальные сериалы, а людям с сильной нервной системой — грубые страсти и жесткий юмор «ниже пояса». Это психология феодального крепостничества. И такая установка владельцев СМИ — «зрителям не нужно ничего, что побуждает их к новым мыслям и идеям» — рождает концепцию СМИ «сон разума». А реальные вкусы и запросы аудитории не учитываются.

— Не могу не спросить: а сами Вы телевизор смотрите?

— Смотрю. Включаю, чтобы узнать новости. Когда болею, могу смотреть телевизор в течение всего дня. И знаете, к концу дня появляется стойкое ощущение уныния, депрессии и страха.

— Тогда зачем же Вы его смотрите?

— Уже более 20 лет моей научной темой является психология массовой коммуникации. Важно понять основные тенденции развития контента СМИ, новые технические решения, логику порождения визуальных метафор и эволюцию образа человека на экране. Обратите внимание, что в начале появления телевидения как нового средства общения с экрана демонстрировались эталоны мужской и женской красоты, затем появились образы харизматических вождей и героев, чуть позже экран заполонили образы эротического соблазна, а сейчас мы наблюдаем разнообразные варианты пограничных с нормой состояний: быстро говорящие истероидные дамы, люди с паранойяльными идеями, экстрасенсы и клоуны. Другими словами, телеэкран превратился в цирковую арену или в кунсткамеру. Но, кроме того, пространство массовой коммуникации — это пространство смыслов, ситуаций, поступков и значений. И нормальный человек не может просто так его игнорировать. Потому что в нем звучат самые главные вопросы: что происходит во мне, с другими людьми? Что происходит вокруг меня? Это часть нашего сознания и нашего коллективного бессознательного. Даже если Вы не смотрите телевизор, он все равно Вас настигнет через общение с другими людьми. Поэтому мы изучаем, какие смыслы транслирует телевидение современному человеку, и понимаем, что телевидение невольно способствует уничтожению добра и любви в нашей душе.

— Получается, это телевизионщики — плохие и безнравственные, раз дают такой контент?

— Скорее, они как дети, которые играют в очень дорогую, сложную и опасную игрушку. Ведь на телевидении работает много талантливых, порядочных и ответственных людей. Но при этом СМИ — еще и огромная индустрия, ориентированная на прибыль, в первую очередь, от продажи рекламного времени. А содержание рекламы лучше воспринимается на контрасте. Поэтому содержание телевизионных передач (т. е. фона) должно быть жестким, унылым, грубым и пошлым, а реклама (т. е. фигуры) — доброй, ласковой, веселой и счастливой. И это уже продажа нашего зрительского внимания, памяти, сознания и души. Можно ли назвать это безнравственным — не мне судить. Но откуда известно, что все эти ужастики и ментовские боевики на самом деле смотрит много людей?

— Рейтинги.

— Это слабый аргумент. Аккуратно выражаясь, рейтинг — вещь, не всегда отражающая реальность. И судя по нашему исследованию, люди на самом деле чувствуют, что современный контент разрушает душу. Если уж говорить о рейтингах, то показанный по телевизору фильм «Остров» Павла Лунгина был в этом плане успешнее многих ток-шоу. И это только один всем известный пример. Таких примеров настоящих предпочтений аудитории — намного больше. Но нам навязывают совсем другой контент. Как психолог могу констатировать факт: по телевидению намеренно показывают не то, что хочет видеть аудитория.

— Получается, все зависит от конкретных этических установок конкретных телевизионных боссов?

— Нет, от конкретных нравственных установок всего общества, от того, кто контролирует функционирование СМИ в государстве, кто пишет законы об их регулировании и от того, кто определяет информационную политику. Вспомним социолога Макса Вебера: одна из функций государства — выстраивать эффективную коммуникацию. Тут и возникают СМИ. В свое время это были глашатаи на площадях, сейчас — это федеральные каналы. Суть та же — эффективная коммуникация между разными слоями общества. Но и у коммуникации, выражаясь научным языком, есть несколько субъектов. Первый —  тот, кто дает деньги: либо государство, либо спонсоры, либо общество. Второй субъект — журналисты и медийные холдинги, которые создают контент СМИ. Третья группа — вещатели, которые определят программную политику. Четвертая группа — исследователи, медиаэксперты. И последний субъект — собственно население, аудитория. И чтобы коммуникация была гармоничной, все ее участники должны договариваться, как и что они хотят видеть в СМИ. А у нас — феодальная система. Владельцы СМИ решают свои политические и коммерческие задачи и при этом имеют ничем не ограниченную власть. Журналисты начинают видеть себя наемными рабочими на «информационных плантациях», как правило, теряющими авторское право после эфирного показа своей передачи. А зрители оказываются в крайне узком пространстве прав и возможностей, которые называются свободой на получение информации.

Душа наизнанку

— Телевидение не всегда было таким. Что в нем меняется?

— Существует логика развития содержания СМИ как социального инструмента. С чего начинались СМИ? С новостей. Что показывало телевидение на первом этапе своего развития? Самых известных артистов и ученых, встречи с интересными людьми. То есть на экране было то, что и так присутствовало в публичном пространстве и поддерживало социальные стандарты и нормы. Просто за счет телевизора увеличивалось число участников такой коммуникации. Что произошло дальше? С начала восьмидесятых годов в рекламе стали использовать эротические символы для продажи всего и вся — и это стало смысловым сдвигом: нарушилась граница публичного и интимного. Телевидение перестало черпать смыслы из окружающего мира и начало «вскрывать» частное пространство человека: разговоры в спальне, общение на сленге — то есть то, что в обычной жизни существует между людьми на личном уровне общения в закрытом помещении. Интимная сторона человеческой души становится открытой всем. И однажды запущенная, эта тенденция не может не набирать обороты. Она, к сожалению, развивается и расширяется. Но ведь граница публичного и интимного пространства является границей целостности личности. Когда старые символы и стимулы уже отработаны, идет поиск новых. А где искать то, чего еще не было? Только все больше углубляться в интимные сферы человеческого бытия. Что мы и видим. Сейчас телевидение проникает вглубь психики — например, как человек чувствует боль, как переживает страдание. Вспомните недавние передачи типа «Большие гонки» — люди соревнуются друг с другом, кто красивее сломает себе шею, и это становится зрелищем. То есть человек публично рискует своей жизнью. Стали показывать роды крупным планом, пластические операции в прямом эфире. И все это колоссально влияет на зрителя — меняется его психология. Чему он был причастен раньше? Разговору с экспертом на значимую общественную тему, какому-то рассказу об окружающем мире и т. д. А теперь человека — без его, кстати, согласия — стали вводить в интимное пространство другого человека.

— И куда все это развивается?

— Логика телевидения, делающего тебя причастным интимной жизни другого, в каком-то смысле подготовила возникновение логики Интернета — когда через социальные сети ты можешь находиться в одном огромном муравейнике, чувствовать себя человеком вселенной. Ведь в Интернете ты можешь пойти еще дальше и заглянуть на кухню не то что к соседу, а одновременно к миллионам людей.

— Возможность общаться — разве это плохо?

— Любая технология — продолжение творческих способностей человека. И нужно честно признать: не всё, что мы придумываем, в итоге оказывается нам во благо. Под напором телевидения и Интернета современный потребитель уже фактически отменил для себя границу публичного и интимного, стер черту, за которой «еще можно» переходит в «уже нельзя». Поэтому необходимо договариваться — как и где мы используем ту или иную технологию. Топором можно рубить дрова, а можно убить старушку. И если мы хотим сохранить цивилизацию, мы должны сформулировать и принять жесткие правила работы в коммуникационном пространстве. Для нормального состояния общества, для повышения безопасности нашей жизни на земле информационное пространство должно включать в себя нравственное или этическое измерение.

Злоумышленники?

— Получается, те, кто телевидение создают, — владельцы, спонсоры, журналисты — это злоумышленники, которые издеваются над зрителями?

— Вовсе нет. Существует несколько позиций автора по отношению к зрителю, которые вполне оправдывают такую информационную политику. Первая — это красивая благотворительная концепция. Хозяева канала считают, что, показывая насилие на экране, они якобы снимают в обществе реальную агрессию. Этакий псевдофрейдизм. Им часто прикрываются, чтобы оправдать такого рода контент.

Вторая концепция — реалистическая. По ней, в мире, где действительно царят агрессия и насилие, человек сталкивается с неопределенностью бытия: старые смыслы разрушены, новых нет. Живой пример — перестройка в нашей стране. Фактически мы двадцать лет находимся в состоянии культурной травмы. И в этой ситуации нужно как-то выживать. И вот СМИ человеку объясняют: да, жизнь — тяжелая штука, но выжить все-таки можно. И тогда какой-нибудь герой в сериале все-таки приходит к счастливому концу.

И третья концепция — научная. Средства массовой коммуникации занимают по отношению к человеку позицию отца. Это мощный социальный инструмент адаптации людей к изменяющемуся миру. Подразумевается, что его делают профессиональные люди. Он показывает модели, как жить в сложных условиях. И исследования психологов подтверждают, что люди и вправду усваивают тот стиль жизни, стиль мышления, стиль волеизъявления, переживания и чувств, которые предлагает СМИ. Можно показывать примеры героизма, а можно пропагандировать грех.

— Вы употребляете слово «грех» как фигуру речи?

— Нет. Я имею в виду грех в христианском понимании этого слова. Посмотрите на наших детей, поглощенных телевидением. Как серьезна, например, проблема неуважения к старшим. Между поколениями — пропасть. И это самое настоящее нарушение заповеди о почитании отца и матери. Среди молодого поколения стремительно растет число самоубийств. И это смертный грех. В частности, наркоманию можно рассматривать как одну из форм самоубийства. И таких примеров много. Конечно, все это изначально есть и в жизни, а не только на экране. Но в этом как раз — великое лукавство современного телевидения. Оно фиксирует негатив — и не предлагает взамен позитивного выхода из трудной ситуации. А главное, нигде в телепередаче вы не увидите ясного ответа, как сам автор-журналист к этому относится. И такой безоценочный подход — типичный пример контента в стиле постмодернизма. Человека как будто вводят в дискомфорт, а потом бросают — выплывай сам, посмотрим, как справишься... На самом деле, это очень напоминает одну из техник в психотерапии. Но зрители — не пациенты, а журналист — не психотерапевт. А получается, что нормального человека, который сидит перед экраном, пытаются посадить в психиатрическую клинику. Здоровый человек долго не выдерживает — и ищет способ освободиться от этого, забыться. И тут «на помощь» приходит пьянство, обжорство. Пропадает желание учиться, развиваться, заводить семью и рожать детей. Появляется уныние.

— А что конкретно можно сделать, чтобы ситуация изменилась?

— В любой стране есть каналы, которые транслируют негатив, «чернуху». Но в цивилизованных странах такие каналы, во-первых, платные, во-вторых, закодированные. Ты покупаешь код и смотришь такой канал, если хочешь. Но свободного доступа к нему нет. А у нас включаешь телевизор — и натыкаешься на порнографию в прайм-тайм.

Кроме того, в западных странах — Великобритании, Франции, Нидерландах — существуют специальные Общественные советы по телевидению. В них входят уважаемые медиаэксперты, публичные деятели, политики. Они не цензоры, они лишь дают оценку действиям того или иного СМИ. Но они настолько авторитетны, что их негативная оценка какой-нибудь передачи или публикации — это жирное черное пятно на репутации телеканала или газеты. А это — самая эффективная санкция по отношению к СМИ, помимо крупных денежных штрафов. Если журналист в своем репортаже кого-то оскорбил, на него не подают в суд, но жалуются в Общественный совет. И если журналиста там сочтут неправым — можешь попрощаться со своим добрым именем.

— Но ведь и у нас в стране уже давно стали говорить о том же. Вот только идея не приживается.

— У нас по инерции любую попытку напомнить СМИ о границах допустимого считают цензурой и оттого боятся как огня и вспоминают о свободе слова, зафиксированной в Конституции. И потом жажда наживы на трех «С» (секс, страх, сенсация) сильнее здравого смысла и инстинкта самосохранения. Общество должно созреть.

— А какой Вы видите роль Русской Православной Церкви в деле защиты людей от негатива СМИ?

— У каждого в Церкви — у мирянина, у священника, у иерарха — может быть миссия открыть глаза своему ближнему на то, что на самом деле происходит в СМИ и как можно воспользоваться свободой на информацию и свободой слова, как можно интерпретировать те или иные процессы. То есть нужно научиться смотреть на СМИ отстраненно, как будто с позиции эксперта и видеть второй план происходящего: кому что выгодно, чeм тот или иной сюжет мотивирован? Надо учиться понимать механизмы воздействия СМИ на человека. Это очень важно — занять самостоятельную рефлексивную позицию. Церковь не может запретить смотреть ту или иную телепродукцию. Но личный опыт воцерковления — чтение Евангелия, общение с духовником — может выработать в человеке самоцензуру. Человек сможет открывать программу передач — и для него вдруг будут «оживать» слова апостола Павла: «Все мне позволительно, но не все полезно».

Справка журнала «Фома»

Лидия Владимировна Матвеева

Родилась в 1948 году. Окончила факультет психологии МГУ имени М. В. Ломоносова. С 1983 года руководит межкафедральной научно-исследовательской группой «Психология массовых коммуникаций», которая занимается изучением проблемы воздействия СМИ на психику человека, проблемы психологической безопасности человека в информационном глобальном пространстве. В 1992—1996 гг. работала главным психологом компании «Видео Интернешнл». В 2001 г. при ее участии была организована секция «Психология массовых коммуникаций» в Российском психологическом обществе (РПО), она является председателем этой секции. С 2007 г. Л. В. Матвеева является академиком Международной академии телевидения и радио и принимает активное участие в программе повышения квалификации работников радио и телевидения.

Источник: ЖурДом