Лидеры российских СМИ считают, что новые медиа трансформируют понятия индивидуальности, над поисковыми машинами будет введен общественный контроль, а журналисты в скором времени будут обязаны интерактивно общаться с аудиторией.

Елена Рыцарева

Интернет взорвал рынок СМИ, создал новую информационно-коммуникационную среду. Над описанием ее будущего уже сломали голову сотни социологов, философов, психологов и интернет-деятелей всего мира.

Но пока мало кто решался проанализировать, что происходит в российской медиасреде. И примерно год назад у ее лидеров возникла идея сделать обширный доклад на эту тему. При Министерстве связи и массовых коммуникаций была создана рабочая группа, которая, опросив более 60 игроков рынка СМИ: глав телекомпаний, газет, журналов, радиостанций, операторов связи, экспертов, — подготовила почти 150-страничный доклад «Новая информационно-коммуникационная среда. Состояние, проблемы, вызовы. Попытка осмысления». Текст не всегда ровный, с зачастую противоречащими друг другу суждениями. Впрочем, авторы утверждают, что в центре обсуждения у них был человек, а он натура почти всегда противоречивая. Тем не менее это первый в РФ прогноз развития новой медиасреды на десять лет. Андрей Быстрицкий — ответственный редактор этого доклада, председатель ФГУ РГРК «Голос России», профессор, заведующий кафедрой медиаменеджмента и медиабизнеса отделения деловой и политической журналистики Высшей школы экономики — призывает к широкому обсуждению этого коллективного творения. Для начала мы с ним решили обсудить некоторые тезисы доклада.

Прошедшее десятилетие показало, что сфера медиа переживает период существенных изменений, в результате которых преимущественно одноканальная система распространения информации радикально меняет свою топологию, превращаясь в многомерное общество, в котором каждый может общаться с каждым или со всеми или некоторыми одновременно. Возможность влияния на общественное мнение превращается в значимый сегмент мировой экономики.

— Где вы видите этот «значимый сегмент»? Сейчас в мире отмечается другая тенденция — рынок СМИ размывается, количество рекламы в газетах сокращается, в интернете все бесплатно, деньги уходят...

— Речь шла немного о другом. Новая информационная коммуникационная среда втягивает в себя огромное количество разного рода бизнесов. Самая пустячная вещь: сайт какого-нибудь гипермаркета, на котором дается погода, набор новостей, еще что-то. Гипермаркет притягивает своих клиентов, соединяя развлекательно-информационную и потребительскую составляющие.

Методологически мы исходили из того, что в этой новой среде фактически формируется параллельное общество. Оно не другое, оно не противостоит обычному обществу. Туда просто перемещается часть определенного рода активности, в том числе бизнеса. И мы прекрасно понимаем, что весь потребительский характер современного общества тоже перемещается туда.

— Человека-то не переменишь!

— Абсолютно точно, человека не переменишь. Просто сейчас, если в интернете возникает активность, то она срастается и с обычным бизнесом, и с индустрией медиа. Мы видим, как все больше порталов становятся медийными. А некоторые рынки полностью уходят в интернет, например рынок аудиозаписей.

Как ситуация будет развиваться в России, до конца не ясно. Мы считаем, что совокупная доля новой информационно-коммуникационной индустрии будет возрастать. Плюс ко всему телекоммуникационные операторы аккумулируют средства, не сопоставимые с традиционными СМИ, и волей-неволей они сращиваются.

Изменится иерархия СМИ: она станет более «плоской». Например, информационные агентства из СМИ для СМИ превратятся и уже превращаются в СМИ для конечного потребителя.

— Под более плоской иерархией мы имели в виду следующее. Сейчас возникает огромное количество сервисов и стандартов, которые позволяют людям коммуницировать на плоском уровне, что называется peer-to-peer: социальные сети и всё из этой серии.

А еще возникнет большое количество маленьких информационных пирамидок, где в каждом сообществе есть тот, кого американский социолог середины двадцатого века Пол Лазарсфельд называл «лидер общественного мнения». Что он имел в виду? Люди не просто потребляют информацию. Вот они вечером накануне послушали радио, посмотрели телевизор, пришли на работу, и в курилке какой-то дядечка говорит: ну что вы, мужики, это надо понимать вот так. Это и есть лидер общественного мнения, который разжевывает для своей малой контактной среды то, что происходит. В этом смысле маленьких лидеров будет больше, то есть комментарийная, блогерская часть будет расти.

Но создать высококлассный профессиональный контент очень затратно, поэтому доля и роль профессиональных медиа будет очень высока.

— А на что эти профессионалы будут существовать? Востребованность хорошего контента вроде бы не падает, только денег на нем можно заработать все меньше и меньше.

— Да, при огромном обилии контента размываются рекламные рынки: условно говоря, было три места, куда можно было рекламу запихивать, а стало сто три. Возникает вопрос: как финансировать качественный контент? Может быть, на общественные деньги?

Здесь возникает вопрос, что является public domain, общественным? Скажем, контент BBC, который создан BBC, по большому счету, ей не принадлежит, он принадлежит собственникам. А кто собственники? Граждане Великобритании.

— По-моему, ВВС — единственный положительный пример, который мы можем привести.

— Ну почему, вся Европа имеет общественные медиа. ARD Das Erste, ZDF, France Television, RAI — это все общественные медиа, то есть они финансируются за счет лицензионной платы напрямую гражданами. ВВС — наиболее характерный пример, он, во-первых, самый древний и, во-вторых, самый профессиональный. И поэтому, если граждане заплатили за программу или фильм путем лицензионных отчислений один раз, дальше они имеют все права получать этот контент бесплатно. Поэтому у них там бесплатный BBC iPlayer — сервис, который предоставляет возможность посмотреть любую программу в удобное время.

— У нас тоже, например, есть «Российская газета», Первый канал, телеканал «Россия», радиостанция «Голос России». А что-то никто сервисов, подобных BBC iPlayer,не делает.

- У нас не совсем так. Большинство наших телекомпаний достаточно много зарабатывают сами. А BBC сама не зарабатывает, потому что финансируется другим образом.

Уже сейчас наблюдаются тенденции к расширению сферы общественных медиа. Ряд газет на Западе, например, пытаются финансировать себя за счет общественных фондов. Ведутся активные разговоры о необходимости своего рода «информационного налога», так называемого license fee для финансирования общественных информационных ресурсов, библиотек и т. д.

— Если вернуться к интернету, то существуют, например, архивы, библиотеки, которые являются общественным достоянием. У книг Александра Дюма нет правообладателя, они принадлежат всем, это public domain. Фильмы с Чарли Чаплином тоже никому не принадлежат — кто хочет, может показывать их где угодно и сколько угодно. Вместе с тем мы понимаем, что для электронной библиотеки кто-то же должен сервер содержать, за электроэнергию платить. Значит, все это должно финансироваться из общественных фондов. Тем более что в интернете мы можем достаточно точно сосчитать, кто куда заходил.

Другой момент: есть масса людей, которые ничем, кроме интернета, не пользуются. Как, например, оповестить их о том, что ожидается землетрясение? Может быть, стоило бы иметь такой агрегатор и размещать на каждом сайте обязательную ссылочку для наиболее значимых новостей.

Проблема собственности на факт может быть решена только одним способом — через введение в интернете всеобщего платежа. В России было бы целесообразно ввести всеобщую плату за доступ к публичным ресурсам, к примеру. РИА «Новости» получало бы плату за то, что его информационная лента доступна каждому.

— А как собирать общественный налог? Через провайдеров?

— По-разному, можно и так. В любом случае это идея не сегодняшнего дня. Методологически, если мы рассматриваем ситуацию в интернете как некоторое параллельное общество, там возникают некоторые общественные нужды.

— Но ведь по идее удовлетворением общественных нужд должно заниматься государство.

- Может быть, надо предусмотреть строку в бюджете, в федеральном или местном. Вообще, есть масса еще не проработанных аспектов: например, как финансировать международные сайты. Часть русскоязычных ресурсов на самом деле размещена где-нибудь в Чехии или в Скандинавии Нам же всем нравится «Википедия», нам нравятся шикарные бесплатные библиотеки, которые сейчас появились. И это одна сторона этой истории.

Другая сторона связана с производством нового контента, у которого есть правообладатель. Вот здесь возникает вопрос: как защитить его интересы? Мы же все понимаем, что человек, снявший на камеру мобильного телефона собственную кошку, которой он привязал жестяную банку к хвосту, и она при этом потешно прыгает, и человек, два года снимавший львов в саванне с помощью невероятной оптики, понесли очень разные затраты. Одному это обошлось в бутылку водки, которую он выпил перед развлечением, а другому — в два года жизни, и он там нелегко провел это время. Ему, естественно, хочется заработать, и его надо каким-то образом защищать.

Как ни странно, решения нащупываются. По части законодательства американцы продвинулись больше нас, и не так уж там все глупо.

В мире производится гигантское количество контента, и скорость его создания постоянно растет. Если в 2009 году его было 800 экзабайт, то прогноз IDC на 2013 год — 4000 экзабайт, на 2020-й — 35 000 экзабайт. Каждую минуту на YouTube загружается 35 часов видеоконтента.

Наиболее массовым каналом информации останется телевидение. Ориентировочно через пять лет на второе место выйдет интернет. В зависимости от темпов развития инфраструктуры операторов мобильная связь в течение шести-восьми лет может стать третьим основным каналом распространения контента.

— В исследовании написано, что изменится тайминг потребления, его структура. Говорится про сервисы нелинейного вещания. Что это такое?

— Как изменяется потребление контента? Первое: человек покупает не газету целиком, а интересующий его текст. Второе: отложенное потребление. Продукт произведен, и я не обязан его потреблять в тот же момент, когда он произведен, могу употребить позже. Третье: возрастает роль видео и аудио, идет эпоха мультипотребления. Очень удобно: можно слушать, как клекочет какой-нибудь там «Евроньюс» по телевизору, и одновременно рассматривать порнографические сайты в интернете. Впрочем, и прежде можно было листать порнографический журнал и слушать радио — тут ничего не меняется. Четвертое: возрастает роль агрегатора. Вот меня интересует, что произошло, но я не знаю толком, где про это читать. Например, взорвался склад снарядов в Удмуртии. Новости дают множество разных компаний.

— И все в основном друг друга копируют...

— Да. Но кроме федеральных СМИ есть местные газеты, местные сайты, есть блогеры. А я могу запустить фактически робота, который соберет всю информацию, которая меня интересует.

Агрегаторы оказываются в привилегированном положении. Чтобы узнать, что происходит, я могу залезть на Newsru.com, на rian.ru.

— Вместе с тем у вас в исследовании говорится об отказе от медиапосредников. Как это сочетается с возросшей ролью агрегаторов?

— Предположим, вы снимаете любительский фильм и делаете его не для денег или пишете статью, памфлет, но деньги вас интересуют не в первую очередь. Возможно, вы с помощью статьи повышаете собственную капитализацию, надеясь, что вас пригласят читать лекции в какой-нибудь университет. Теперь, чтобы напечатать текст, вам не нужны издательства, не нужна кинокомпания, чтобы люди увидели ваш фильм. А агрегатор все-таки не издатель, это именно сервис.

— Но если я выложу текст в интернете или ролик на YouTube — это не значит, что его увидит кто-то, кроме тех, кому я разошлю ссылки. Грубо говоря, в старой системе, кого я домой приглашу и вслух прочитаю мое творение.

— Но есть масса историй, когда человек вдруг становится мегапопулярным. Например, шестнадцатилетняя немецкая девочка умудрилась собрать на свой день рождения триста тысяч человек. Просто позвала своих знакомых по соцсети, и это распространилось дальше. Или, например, старый ролик Эдуарда Хиля «Трололо», который недавно вдруг снова стал популярным во всем мире. В конце концов, сколько в России было военных, милиционеров, которые выкладывали свои ролики с обличениями в сеть, и подхватывалось это молниеносно.

Получается, что нынешние интернет-сервисы позволяют вам обойтись без других посреднических структур. С точки зрения эффективности некоторые ресурсы, да и некоторые отдельные блогеры, превосходят многие СМИ, потому что у них больше аудитория, они влиятельны, авторитетны.

Итак, роль посредника сократится. И это непосредственным образом связано с изменением представления об авторском праве. Ведь копирайт в том виде, в котором он сейчас существует, возник не так давно, когда появились издательства. Шекспир никакого авторского права не знал. И сейчас права всех структур, которые раздают информацию другим в традиционном виде, изменятся. Грубо говоря, нет смысла платить дважды: никто же не платит провайдеру за то, чтобы ваш ролик оказался в сети. Другое дело, что если вы хотите издать книжку, печатную копию, — это другой вопрос, это сувенирная продукция, по большому счету.

— А вы знаете, что те, кто покупают на Amazon электронные книги, потом часто и бумажные покупают?

— Я тоже покупаю и бумажные книги, и электронные.

— Ну вот видите, узок ваш круг! В исследовании, кстати, еще говорится о новой дробности, когда все больше и больше источников информации и все меньше и меньше общего знания. Как это происходит?

— Возьмем приличного какого-нибудь парня или девушку, которые заняты бизнесом. Торговым, фондовым — не важно. У тех, кого называют «молодые взрослые», просмотр телевидения в общем и целом падает, но до нуля никогда не упадет. Есть много пассивных людей, которым проще что-нибудь нажать, чтобы на него вывалился готовый информпродукт. Все остальные бродят в своих комьюнити, в своих сетях. Вольно или невольно что-то транслируется из общего форума наиболее активными людьми из этой группы. Вот этими лидерами общественного мнения, по-новому понимаемыми. Комьюнити каждый день живут двумя-тремя наиболее горячими новостями, которые их волнуют социально, набором новостей, которые, собственно, касаются их самих. То есть мы видим определенную сегментацию. С другой стороны, человеческая природа такова, что люди нуждаются в каком-то общем знании.

В чем видел революцию электронных медиа Маршалл Маклюэн? В том, что они позволили сделать потребление информации не отложенным. В час икс, в восемь или в девять часов вечера, надо нажать кнопку и узнать главные новости. И все делают это одновременно, он называл это эксплозией. Интернет, конечно же, эксплозию разрушил напрочь. Он ближе в этом смысле к газете, которую можно положить в карман и прочитать ее завтра, в конце концов. Так же и интернет: он меняет временные характеристики потребления. А тем самым и сущностные.

Потому что такого компонента, когда все сразу вместе, в интернете нет в принципе. Чисто теоретически, конечно, там тоже возможна трансляция онлайн. Но она, кстати, мало используется, и, как показывает практика, интернет, может, даже технологически не очень для нее приспособлен.

Медиа будут стремиться повышать обратную связь и использовать возможности новых технологических платформ. Пользователям будут предоставляться все большие возможности для комментирования материалов, их цитирования в социальных сетях и блогах и т. д. Существенно возрастут штаты корпоративных блогеров, ведущих диалог с широкой аудиторией пользователей. Таким образом произойдет трансформация журналистики из «подготовки и распространения информации» в «подготовку, распространение и интерактивное общение с аудиторией».

— А людям вообще нужна эта интерактивность?

— Совершенно очевидно, что большинство людей не нуждается ни в какой интерактивности, им не до того. Они пришли с работы — из банка, из цеха, отводив свой автобус или проработав охранником. Человек выходит из электрички, покупает бутылку пива, приходит домой, вытягивает ноги, пьет пиво, и никакая интерактивность ему не нужна. Покажите ему какой-нибудь детектив или сериал — и все, ему больше ничего не нужно.

А вот у небольшого активного меньшинства, это максимум пятнадцать процентов, возможность для развития больше. Причем, как мы пишем, расслоение между сознательной, активной частью общества и пассивной будет усиливаться. Это тонкий вопрос. Когда-то почти все были неграмотны и только меньшинство умело читать. Дистанция между читающими и не читающими была колоссальная.

Сейчас растет визуализация, роль всякого рода наглядности возрастает. Она схематизирует восприятие. Роль собственно текста, интеллектуального текста, конечно же, уменьшится.

— Текст — это такая работа, к которой будет способно все меньше и меньше людей.

— Это практически неизбежно. Конечно, текст не исчезнет полностью. Но во времена Гомера никто ничего не читал вообще, все пересказывалось из уст в уста отдельными людьми, у которых была хорошая память. Потом появилось книгопечатание, и оно принципиально изменило общество. Вот книгопечатание взяло и сильно ограничило, например, католическую церковь. Потому что в каждом доме — Библия. Поп-то зачем нужен, когда можно прочесть? Ученичество появилось, между прочим, из-за книгопечатания: стало ясно, чему можно учиться. А так-то дети до книгопечатания были маленькие взрослые, только хилые. Как остроумно заметил Августин Блаженный, дети не чище взрослых, они просто в силу своей слабости не могут так качественно грешить.

Сейчас по мере роста всякого аудио и видео роль книги сокращается — это медицинский факт. Чтение стало более фрагментарным — у молодых людей это подписи под картинками. Недаром популярны все эти идеи с дистанционным образованием, где главный источник информации — наглядные, записанные лекции. Плюс ко всему очень метаморфизируется роль текста, потому что в интернете любой факт можно проверить. Заучивать меньше надо — тюкнул два раза по клавишам, и все ты уже знаешь.

И стандарты прилично образованного человека будут видоизменяться. Такой книжный червь в таких толстых очках с диоптриями, который читает все эти тома и все знает.

Существование десятков миллионов субъектов контента (в первую очередь пользователей) осложняет управление информационными потоками. В настоящее время складывается ситуация, при которой человек уже не в состоянии обработать всю доступную информацию по интересующей его теме. Управление приоритетами становится одним из ключевых механизмов управления информацией. Доверие к сообщениям будет зависеть от авторитета источника информации.

— А кто будет определять этот авторитет? Бренды СМИ, блогеры, упоминавшиеся вами локальные лидеры общественного мнения? Или это будут делать поисковые роботы?

— Если где и скрыта возможность манипуляции, то, конечно, в поисковых машинах. Потому что это самая стремная вещь — как они настроены. И почти все сходятся в том, что здесь нужна какая-то палата мер и весов. Потому что если мы говорим, что в интернете существует не противостоящее реальному, но фактически параллельное общество, то в этой ситуации авторитетность будет определяться живой и открытой дискуссией вокруг источника информации. Грубо говоря, мы с вами беседуем втроем и говорим: слушайте, газета икс стала совсем непотребной. И вы со мной соглашаетесь, и бросили читать —  все, забыли. А дальше говорим: знаете, а вот потрясающие тексты в таком-то журнале. Это традиционная вещь для медиа, это называется референтность. Референтность, конечно, сохранится и будет распространяться стихийно.

Другое дело, о чем мы тоже пишем в исследовании, что в интернете очень существенна проблема самоорганизации. При обилии структур, так или иначе действующих сегодня в интернете, говорить, что образовались какие-то более или менее авторитетные сообщества, я думаю, преждевременно, хотя они есть.

Мы, собственно, призываем к тому, чтобы процесс не душить, а, наоборот, культивировать.

— Какие самоорганизующиеся сообщества в интернете вы можете назвать?

- Например, существует ряд советов провайдеров интернета на международном и российском уровне, в том числе по регулированию сети. Есть Совет по безопасности в интернете, куда входят крупнейшие провайдеры и куча всякого народа. Есть какой-то наблюдательный совет, конференции интернет-деятелей, они проходят примерно раз в неделю. Там каждый раз создают какой-то очередной общественный совет.

— Но это же не интернет-деятели должны делать! У интернет-деятелей свой интерес. Зачем «Яндексу» какой-то контроль над его поисковой машиной? Ему надо, чтобы он хорошие выдачи давал для рекламодателей.

— А это вопрос тем общественным организациям, которые возникают. У нас в стране самоорганизация вообще не самая популярная вещь. Российские граждане довольно безразличны к своей судьбе. На Западе везде есть какие-то парламентские комиссии на уровне муниципалитетов, существует целая серия конференций и разных объединений по безопасности электронной подписи. Несколько лет назад я принимал участие в одной конференции, где были большие провайдеры и представители общества, медиа. И общий вывод был один: единственный способ — это порядочность и какой-то взаимный полуобщественный контроль. Другого пути нет. Если граждане сами не будут активны, у нас ничего не получится...

Изменение технологий стремится к тому, чтобы захватить потребителя информации в максимальном количестве социальных миров. И если раньше определенные виды потребления медийного контента были потребителю недоступны или ограниченно доступны, то сегодня мобильные устройства постепенно делают всю медийную реальность доступной в реальном времени.

— Но как его захватить, потребителя? Значит, будет тотальная слежка. Она возможна уже сейчас. Например, в Facebook меня не покидает ощущение, что я под лупой.

— Это уже происходит и будет происходить дальше. Не так давно читал детектив 2007 года Жан-Кристофа Гранже «Братство камня». На восьмой странице один из героев этой книги говорит: «Какое же безобразие — интернет, это же такой ужас! Это нас приведет к тотальному контролю». А в свое время Нил Постман, великий человек, написал книжку «Развлекайся до смерти», где сравнил два мира, по Олдосу Хаксли и по Джорджу Оруэллу, — кто победит? Он считал, что Хаксли победит, то есть доразвлекаются настолько, что все исчезнет.

Кто победит? Сейчас уже подслушивать разговоры не имеет смысла, они и так записаны.

— Нет, операторы связи не записывают все подряд разговоры, это очень дорого. А вот «Яндекс» хранит все поисковые запросы.

— Как минимум детализация телефонных переговоров точно хранится несколько лет.

Интернет, как и все человеческие изобретения, не добавляет ни свободы, ни несвободы. Люди всё всегда используют сначала для подавления. Порох придумали не для того, чтобы петарды пускать в небо, а чтобы ближнему выстрелить в башку, так устроено человечество.

Так же и в интернете: самый простой способ — манипулировать запросом. Заходишь на сайт ozon.ru, если ты покупаешь книжки, в том числе бумажные. А он уже разобрался в том, что ты выбираешь, и говорит: я вам рекомендую еще то-то и то-то.

— Да, «купившие эту книгу еще приобрели такие-то и такие-то». Это как раз полезный сервис.

— И да, и нет. Вы же сами его об этом не попросили. Вся таргетированная контекстная реклама построена на контроле за вами. Это необычайно важный юридический вопрос. Это касается и видеонаблюдения, камер, которые снимают вас без вашего согласия. Ну хорошо, пусть для вашей безопасности. Но кто распоряжается тем, что там снято? Телекомпанию, которая снимет ребенка без спроса родителей или органов опеки, можно привлечь к суду. А кого привлекать, если кто-то анонимно выложил ролик в YouTube?

— А как вы себе представляете контроль за поиском?

— Должна быть какая-то форма общественного контроля — какая угодно. Плюс конкуренция между поисковыми машинами. Тут самый серьезный момент — дальнейшее развитие поисковых машин. Потому что пока они арифметические по своей сути. Но человек-то думает иначе. Мы с вами не перебираем все варианты из всех возможных. Можно ли сделать поисковую машину, более отвечающую человеческому разуму? Такая мысль существует, некоторые исследователи уже предлагают онтологическую поисковую машину.

Вопрос честности поисковой машины на самом деле есть важнейший, как ни странно, предмет самоорганизации. В США, Европе тьма общественных советов по этому поводу.

— В исследовании говорится, что новые медиа трансформируют понятие индивидуальности. Это как?

— Человек как индивидуальность — это прежде всего язык: иерархия мотивов, выраженных словами. И в этом смысле, конечно, индивидуальность и природа человека достаточно сильно меняются.

Развитие человека, конечно, идет через коммуникацию, через возможности существования в диалоге с другими. Если диалог радикально меняется, меняются границы самоощущения вашей индивидуальности.

Интернет меняет представление о границах человека, о возможном наборе связей, о его самоидентификации. Без ответа на вопрос «кто я?» человека не существует.

— То есть некоторые будут себя представлять как аккаунт в FaceBook?

— Может быть. Наиболее близко это к судьбе актеров. Актер, конечно же, не является Гамлетом, когда он играет Гамлета. Но каким-то образом он хорошо понимает, что его индивидуальность существует в разных плоскостях измерения, в разных системах координат.

Вы знаете, у человека изменилось зрение за последнее время. Человек стал, как ни странно, видеть чуть иначе. Оказывается, судя по языку, человек прежний хуже различал цвета, чем сейчас. Человек развивается, и развиваются определенные его способности.

Сейчас идет нечеловеческий спор о том, вреден компьютер или нет. Я не знаю, вреден он или нет, но то, что он что-то меняет, бесспорно. Понимаете, если вы живете как охотник и рыболов и общаетесь с тремя жителями деревни, у вас одно представление о своей границе, о том, кто вы такой, а если в городе — то другое.

Так же и здесь. Мы все равно никуда не уйдем от человека, который в основе всего дела. Человека, который агрессивен, завистлив, злобен, грешен, слаб, не уверен в себе, — и от его воображения. Ведь главное качество человека — воображение. Если у него есть воображение, оно не может не питаться чем-то. Если мы расширяем пространство воображения, он получает доступ к большому миру, и в результате что-то происходит с его индивидуальностью, с осознанием своей границы. Индивидуальность, строго говоря, означает, что набор отличий, которые мы фиксируем по отношению к другим, будет возрастать. Я лучше считаю на счетах, лучше пользуюсь компьютером, лучше пишу и лучше составляю программы, лучше вожу самолет, корабль, машину, прыгаю на доске и так далее. И чем больше этих активностей, тем больше граней у индивидуальности, тем больше возможности себя сформировать.

Источник: Эксперт