Этим летом в деловой газете «Взгляд. Ру» стали появляться статьи и интервью из Петербурга за подписью молодой журналистки Дарьи Мясниковой. Несмотря на русские фамилию и имя, она гражданка США, недавняя выпускница Государственного университета Сан-Франциско. Даша родилась и выросла в городе на Неве, затем в течение десяти лет жила и училась в Соединенных Штатах и вот вернулась в Петербург. Рассказывая о событиях и явлениях, она часто говорит «у нас» и про Россию, и про Америку. Обозреватель Лениздат. Ру пообщался с Дарьей Мясниковой.

— Даша, каким ветром тебя, питерскую девчонку, занесло в Калифорнию?

— Мои родители, папа-музыкант, мама-художник, мечтали, что единственная дочь выучится на какую-нибудь практичную, востребованную специальность (например, врача). А я, сколько себя помню, всегда хотела писать. Лет в 15—16 начала сотрудничать с андеграундной питерской газетой «Ниоткуда». Мечтала попасть в журнал «Рок-фузз», бредила всяческой неформальностью. А потом так получилось, что в 19 уехала в Соединенные Штаты. Когда работала в газете «Ниоткуда», познакомилась с американской группой, которая приезжала в Питер играть концерт. Вспыхнул роман с музыкантом, два с половиной года мы переписывались, встречались, а потом решили, что стоит быть вместе. Так я оказалась в Калифорнии. Первые три года чем только ни занималась: от ведения домашнего хозяйства, что абсолютно не мое, до работы барменшей.

Но как для любого творческого человека, мне постоянно нужно чувствовать себя в движении. Сидеть дома и писать посты в ЖЖ мне маловато. Решила заняться образованием, пошла учиться. Поступила в Госуниверситет Сан-Франциско на факультет журналистики. Оказалось, это крайне либеральное место. Моими профессорами были очень известные в тамошних журналистских кругах люди, настоящие профессионалы своего дела — член жюри Пулитцеровского комитета, бывший главный редактор журнала «Роллинг Стоун» и еще масса талантливых журналистов.

— Кто оплачивал твою учебу?

— Я сама. Там нет понятия «бесплатное обучение». Есть понятие «грант». Если у тебя есть какие-то финансовые обстоятельства или другие факторы, ты подаешь на грант — пишешь большое сочинение, почему тебе должны его дать. Мне платили, хотя этого было мало — один грант был около трех тысяч долларов, другой — около двух с половиной. В США все очень дорого. Снять мало-мальски приличную квартиру стоит 1500 долларов. Еще я взяла студенческий кредит — 11 тысяч долларов на десять лет.

После окончания университета есть полгода, чтобы найти работу, а потом начинаешь выплачивать кредит, делать месячные взносы. Чем сейчас и занимаюсь...

Когда я начинала учиться, обучение в государственном университете стоило около 1300 долларов за семестр. Сейчас оно стоит 2500. Загвоздка еще в том, что очень дорого стоят учебники. Один учебник на семестр может стоить от 30 до 150—200 долларов. А сколько таких нужно! Там нет такой системы, что ты пришел в библиотеку и тебе выдали книги на долгое время. В библиотеке можно взять недели на две, попользоваться, да там и очередь. Учебники нужно покупать в книжном магазине при университете.

— А скачать в Интернете невозможно?

— Бесплатно в интернет никто учебники не выложит. Можно за полцены купить онлайн-версию. Но не все издательские дома на это идут. Там вообще другая система образования. Помимо журналистских курсов необходима еще куча так называемых общеобразовательных предметов — от алгебры с геометрией до ораторского искусства. Также необходимо выбрать какой-то майнер (второстепенная дисциплина. — Ред.) — бизнес, международное право, кинематограф, компьютерная графика — к чему лежит душа! Я выбрала международные отношения, международную политику. В итоге так увлеклась второй темой, что у меня получился двойной диплом. Я не только дипломированный журналист, но и специалист по международным отношениям. Естественно, чтобы получить два диплома, понадобилось учиться намного больше.

Согласно американской системе студент должен набрать определенное количество юнитов. В США, чтобы получить диплом бакалавра, нужны 120 юнитов. Каждый класс (курс) измеряется в юнитах — академических часах классной работы. То есть, например, если класс «история журналистики» измеряется в трех юнитах, это значит, что на него уходит три академических часа в неделю. Студент может брать минимум шесть (что сделает его заочником) и максимум 18 юнитов в семестр. В среднем люди берут по 12—14 и при этом работают как минимум на полставки. Американцы очень рано учатся самостоятельности.

— Сколько лет заняло твое обучение?

— Четыре года. Но все индивидуально. Там нет такого понятия, как курс, когда все поступили, а через четыре года все окончили. Там нет четко расписанных курсов, когда в этом семестре у тебя это, в следующем — другое. Многие предметы предлагаются в разное время, в разные дни недели, с разными профессорами. Ты сам выбираешь для себя удобный вариант в зависимости от своего рабочего графика и личных предпочтений. И понятие «однокурсники» там размыто. Люди и лица, конечно, одни и те же. С кем-то из них ты можешь в следующем семестре взять какой-то класс, к примеру «СМИ и закон». С кем-то в следующем году можешь снова оказаться в одной группе. Но такой четкой, обязательной и расписанной по курсам программы, как в России, там нет.

Что там есть — это prerequisites. То есть ты не можешь зарегистрироваться на определенные классы, пока не пройдешь перед этим какой-либо предмет. Например, нельзя попасть в Advanced Writing (углубленное изучение писательского мастерства), если до этого у тебя не было элементарной стилистики речи.

— Существует ли там такое понятие, как студенческое братство?

— Есть целое студенческое правительство, выбирают президента, существует защита прав студентов, студенческие профсоюзы — это все очень серьезно и действенно. Но, по сути, и в студенческой среде, и в целом в обществе там другой устой: все ориентировано на «я», а не на «мы». Кстати, на факультете журналистики, как и в России, сейчас учатся 70—80% девушек.

— Как ты училась?

— Неплохо, у меня диплом с отличием. Мои профессора были в восторге от той серьезности, с которой я подходила к делу. Там все построено на практике. У нас теоретическая сторона вопроса сводилась к травле баек и персональных историй. Я горжусь своими преподавателями, тем более многие стали еще и моими друзьями. Дон Менн, один из моих профессоров, основатель журнала Guitar Player, давно собирается в гости в Петербург. Другой профессор с факультета — Джон Беркс, бывший главный редактор «Роллинг Стоун», принимал Хантера Томпсона (известнейший американский писатель и журналист, основатель гонзо-журналистики. — Ред.) на работу. Их молодость пришлась на время Вудстока, «Битлз», хиппи, мои профессора — настоящие живые легенды. Все было очень интересно и очень серьезно. Один из классов, в который мне удалось попасть (что было очень сложно, ввиду нехватки мест и большого количества желающих), назывался Magazine Writing (журнальный стиль). То есть я специализировалась на очерках, эссе, авторских колонках.

Что касается практики, то студентов просто-напросто запихивают в какую-то редакцию на весь семестр и твоими профессорами становятся профессиональные журналисты. Еще один вариант — студенческие СМИ при университете (практика в них обязательна). Это самые настоящие газеты, журналы, радио и ТВ, с настоящими рекламодателями и вполне реальным бюджетом. В некоторых таких изданиях студенты даже получают реальные гонорары и зарплату.

— Когда проходишь практику в городских изданиях, тебе платят гонорары?

— Как правило, нет. Платят только если ты интерн, то есть нашел эту практику сам, а не попал туда, потому что у конторы есть договоренность с твоим учебным заведением. Если же ты приглянешься, то могут взять в штат.

— Где ты проходила практику?

— Где я только ни была. На ABC News работала в качестве ассистента продакшен. В Bay Area News Group (большое новостное агентство, в которое входит около 20 изданий в районе залива Сан-Франциско) писала новости. Довелось писать и для маленьких районных изданий. В общем, все время при деле. Портфолио там очень важно. О чем я только ни писала. В основном, конечно, новости, культура, социальные темы. У нас это называется general assignment reporter — когда ты пишешь обо всем. Еще важный момент: ты сам ищешь темы. Бывало, меня посылали на задания, но если уж что-то очень серьезное, они лучше пошлют штатного сотрудника. Вся соль заключалась в том, чтобы ты сама нашла тему и предложила ее редактору.

Журналист оценивается не только по умению хорошо написать, но еще найти, о чем написать. Мои статьи несколько раз даже на первой полосе выходили.

Вот ситуация. Прошло голосование в штате по поводу браков сексуальных меньшинств, и Верховный суд постановил, что запрет на однополые браки неконституционен. А избиратели штата Калифорния решили, что нет, конституционен. Без всякой информационной поддержки, по флайерам, по социальным сетям люди проагитировали за эту тему, и на следующий день 20 тысяч человек вышли на улицу с протестом. Я узнала об этом буквально за полтора часа, позвонила в редакцию, мне сказали: действуй! Вот тебе фотограф, вперед! Я пошла в толпу, и потом у меня было 20 минут, чтобы написать статью. Вначале она появилась в интернет-версии, а на следующее утро на первой странице газеты.

— Что привело тебя в Россию после окончания университета? Проблемы с визой, личные обстоятельства?

— Я по-прежнему в браке, у меня есть гражданство США. А в Россию я прилетела два дня спустя после окончания университета. Я думала, что в России мое место, что здесь у меня будет больше простора для творчества. По крайней мере на некоторое время. Причем я возвращалась не на какое-то конкретное место, не в определенную редакцию, а вообще в Россию. Здесь же интереснее, столько всего происходит! Особенно в политике, в сфере международных отношений. Я серьезно полагала, что специалист с моими данными может быть востребован... Но иллюзии быстро растаяли. Пыталась найти что-то, чтобы писать самой. Но, как везде, без связей трудно найти тему, чтобы написать об этом первой. Я пробовала откликнуться на пару вакансий в интернете, но существенных результатов это не принесло.

Проблема в том, что публикаций на русском у меня не было, а мои английские статьи здесь никого особо не интересуют, ведь англоязычных изданий в России крайне мало. Работа на ТВ меня не очень привлекает, не хочется писать односложными предложениями. На первых порах занялась переводами. Почти год работаю в московском издании, посвященном компьютерной графике и спецэффектам в кино. Перевожу статьи о том, как снимался тот или иной фильм, тот же «Аватар». Но, во-первых, за переводы мало платят, во-вторых, не хочется всю жизнь заниматься текстами других людей.

Этим летом мне поступило предложение о сотрудничестве со «Взглядом. Ру», писать о культуре. Культура не совсем моя тематика (не потому, что мне это не интересно, а потому, что я на много лет выпала из этой среды), но я решила попробовать. Сложность еще в том, что я давно не писала на русском. Иногда мне проще построить предложение на английском, а затем я перевожу сама себя на русский. Но все дело в практике. Напишу 50 статей — освоюсь.

— Наверное, уже жалеешь, что столь поспешно сорвалась в Россию?

— Не жалею. Приелось сидеть на одном месте, я же там десять лет пробыла. Я достаточно легка на подъем. Будет интересное предложение, хоть в Москву, хоть в Буркина-Фасо отправлюсь. Но мне очень бы хотелось писать на тему международных отношений. Просто меня очень многое не устраивает в сегодняшнем статусе-кво на мировой политической арене. Мне просто претит тот факт, что в наш век прогресса, когда медицина, наука и техника шагают семимильными шагами, граждане некоторых стран продолжают умирать из-за нехватки такого необходимого минимума, как еда или чистая питьевая вода. Добавьте к этому бесконечные этнические конфликты, захватнические войны, проблемы беженцев, медленные темпы экономического развития, терроризм... СМИ должны как можно чаще писать об этом, чтобы обратить на эти вещи внимание общественности и тех ее представителей, кто в силах что-то изменить.

— Попробовав на вкус работу в Америке и России, что скажешь об отличиях?

— Сложно сказать, но исходя из рассказов моих российских коллег мне кажется, что у нас люди серьезнее относятся к своей работе. Если ты журналист, должен быть им 24 часа в сутки: просыпаться как журналист, выходить из дома как журналист, извините, ходить в туалет как журналист... Понимаете? А здесь начальство может запросто уйти в отпуск и обрубить все контакты.

Или вот пример. На недавнем кинофестивале «Окно в Европу» в Выборге жюри раздало столько разных призов и спецпризов, что всех запутало, и на страницах уважаемых федеральных изданий появилось четыре (!) разных версии, кто же все-таки победил, кто проиграл. Возникла страшная путаница. Что каждый журналист услышал на церемонии закрытия, под дождем, то и написал. А делов-то: зайти на официальный сайт фестиваля и получить достоверную информацию. Меня учили, что если человек сказал мне, что на улице сегодня солнечно, я должна еще десять раз проверить по разным источникам, действительно ли это так.

— Какие заработки у журналистов в американских газетах?

— Смотря где. Но вообще журналисты считаются таким, как бы это правильно выразиться, интеллигентским рабочим классом. То есть заработки очень маленькие. В среднем штатный сотрудник печатного издания получает около 30—40 тысяч в год.

На Западе ситуация с журналистикой плачевная, выпускникам журфаков практически невозможно найти работу. Количество рабочих мест постоянно сокращается — многие издания вынуждены на это идти, чтобы остаться на плаву. К примеру, наша San Francisco Chronicle, основанная около 150 лет назад, сейчас платит деньги людям, которые там проработали 20—25 лет, чтобы те ушли на пенсию. Газета теряет по миллиону долларов в неделю от сокращения объемов рекламы. Да и зачем рекламодателям тратиться на рекламу в печатных изданиях? Сейчас никто не хочет платить за новости. Зачем за них платить, если можно бесплатно прочитать в интернете? То же с телевидением.

В такой ситуации молодому журналисту очень сложно куда-то пробиться. В том же «Ролллинг Стоун» работают люди, которые там работали и 15 лет назад, а для молодых попасть в штат — один шанс на миллион. Штатное расписание сокращают нещадно: на 30—40%, до свидания. Все плохо!

На Западе нынче востребованы так называемые рюкзачные журналисты, которые таскают с собой огромные рюкзаки, полные гаджетов и умеют делать все — не только найти тему, написать, но и сфотографировать, сделать подкаст или видеосюжет. К сожалению, я не такой журналист. Да и фотограф из меня крайне неважный.

— Правда, что на Западе, взяв интервью, журналист не обязан предоставлять его собеседнику на вычитку?

— Не только не обязан, он ни в коем случае не должен этого делать! Людям свойственно редактировать свои слова, что может в корне изменить первоначальный смысл. Обязанность журналиста состоит в том, чтобы досконально верно записать прямую речь другого человека, а потом донести эту информацию до своей аудитории. Если я в чем-то не уверена или что-то пропустила, я могу позвонить тому, у кого брала интервью, и перезадать вопрос или что-то уточнить, но я никогда не буду посылать ему неопубликованный материал.

— А если человек хороший, нужный?

— Это неважно. Это непрофессионально! Я никогда не присылала текст на вычитку и никогда ничего не убирала из текста, даже если меня об этом просили. Опускать прямую речь можно только тогда, если последствия от ее публикации принесут необратимый, серьезный вред этому источнику — поставят под угрозу его жизнь, например. Но в большинстве случаев, люди должны отдавать себе отчет, с кем они разговаривают и что сама суть моей работы заключается в том, чтобы донести информацию до масс, какой бы она ни была.

— Интересно, такое понятие, как редакторское чванство и произвол, у вас присутствует? У нас редактор может запросто не ответить на твое письмо, сократить статью на свое усмотрение, вставить другой заголовок... А отдуваться потом приходится журналисту.

— В США люди очень коммуникабельны. Если позволяет время, редактор присылает тебе отредактированную статью на сверку, даже если внес две мелкие помарки. Это железное правило. Хотя везде существует редакторский произвол: мне и заголовки ставили несуразные, и сокращали безбожно, а иногда и отсебятину добавляли.

— Как ты считаешь, на Западе престиж профессии журналиста выше, чем в России?

— Не думаю. Ведь, по сути, профессия эта крайне опасная, платят за нее мало, да и попасть в нее сложно. Плюс сказываются ставшие клише недоверие и нелюбовь к пишущей братии. Гораздо престижнее быть врачом или программистом, к примеру. А еще лучше адвокатом — можно зарабатывать по 800 долларов в час!

— Даша, каким ты видишь свое журналистское будущее? Опять отправишься в Калифорнию?

— Из России пока уезжать не хочу. Кто знает, может быть, я наберу здесь достаточно материала, чтобы потом там продать в хорошее издание. Моя мечта — жить и работать здесь, но писать для западной прессы. Прежде всего потому, что предпочитаю писать на английском. А вообще, как карта ляжет. Главное, чтобы было интересно.

Беседовал: Михаил Садчиков

Источник: Лениздат