Галя Рыжкина написала в своем блоге http://www.afftor.kz/autors/ryzhkina/522-subektivno-o-plevke.html

не знаю, я вот так не могу никогда объяснить - почему я в этой профессии - не умею так писать, не умею вообще писать, если это не сюжет.

вот она написала - как будто про меня, как будто про тебя, как будто про многих нас.

опять надрывно, опять пафосно - но об этой стороне наших мыслей и нашей профессии, говорить тоже надо.

и как бы грустно ни звучало - именно такие мысли помогают мириться с собой, снова находить смысл в работе. И оставаться в профессии. Не знаю, правда, надолго ли

"субъективно о плевке

Я не журналист. Сейчас я не хочу быть журналистом. Субъективная точка здесь, в самом начале.

Гавно говорить, что журналистов никто не понимает, они – бедные, и вообще в этой стране нет журналистики, прессы, телевидения, нет свободы слова, а посмотрите какой у нас закон о сми. Это дешевый треп. Он не кажется мне эффективным.

Субъективно, это слишком тяжелый труд, благородный, но тяжелый. Это напрочь обесточивающая, унизительная ежедневная борьба с абсурдом, глупостью, невежеством, примитивностью, халатностью, грубостью, раздолбайством, ложью и хамством на всех уровнях. Я расписалась в своем бессилии.

Если кто-то легко, не напрягаясь снимает сюжеты и лобает статьи, вечером забывая, что он делал, он - не журналист, а недалекий писака. Значит он не любит людей, он за них не болеет, он не видит несправедливости, не хочет знать о трагедиях, не считает нужным держать в себе чужое несчастье и боль. Они уходят из его жизни вместе с выпуском новостей или номером газеты. То, что мы видим каждый день, поломает любого здорового мужика. А я - слабачка.

После съемок операции на мозг 19-летнего наркомана, меня рвало два дня. Спустя 5 лет я помню не тошноту и звук сверла, а слова доктора, что ему это не помогло. Меня тошнит от этого.

Я не смогу забыть глаза женщины, которая металась между двумя комнатами своего маленького домика. В одной лежала больная рассеянным склерозом 10-летняя дочь, из другой только вынесли умершую от старости маму. Я помню эти глаза. Это было 10 лет назад. Это был 99 год, им никто не помог.

Я все это помню и меня тошнит. Помню рванный носок на ноге национал-патриота, несущего чушь. Зачем я его помню? Помню облитого бензином в мятежном микрорайоне оператора Степанова, сотни орущих и дерущихся людей, столько же безмозглых охранников всего на свете, бесчисленные кабинеты, в которых стабильны только портреты Президента,

тысячи речей,

дрожащих рук,

вспотевших лбов,

погоны,

неприятное жжение в груди, когда на тебя смотрят заключенные,

вкус зоновского торта из хлеба,

запах СИЗО,

детского дома,

щелкающий замок ЦВИАРНа,

десятки похорон,

слезы,

суды,

приставы,

вспоротые животы,

больницы.

И еще,

я не могу забыть как работник канцелярии районного акимата плюнул в объектив нашей камеры, а я ласточкой метнулась на грудь Юдина со словами «Сережа, не надо». Я помню этот плевок. Он остался в моей памяти навсегда.

Только теперь я думаю, надо было позволить ушатать его штативом.

Это было бы эффективно. "