Недавно один известный телеведущий в интервью признал, что на нашем телевидении действительно есть запрет на употребление слова "кризис", если речь идет о ситуации в России. О том, насколько адекватно такое поведение теленачальников, какими могут быть последствия и как сервируют кризис российские телеканалы, рассказывает социальный психолог, кандидат психологических наук, старший научный сотрудник Института психологии РАН, консультант многих телевизионных проектов Ольга Маховская.

— Последнее время наше телевидение упорно избегает слов "паника", "обвал рынка"… Если и есть кризис, то он где-то на Западе, а не у нас. Насколько вредна такая политика?

— Дело в том, что массовый зритель — это довольно инфантильная аудитория, подверженная панике и страхам. И телевидение в этом смысле не столько вредит и искажает действительность, сколько формирует образ ситуации, безопасной для зрителей, большинство из которых не готово к стрессу. Точнее даже сказать, ретранслирует события, подавая их или в мягкой, обтекаемой форме, или вообще замалчивает. Точно так мы общаемся с детьми, предпочитаем их отвлекать и развлекать, чтобы они не знали правду. Телевидение (а мы говорим о центральных каналах) работает в суггестивной манере. Успокоение и выключение мозгов — это его задача. А методы успокоения — погрузить народ в атмосферу эйфории и праздника. Последние два года на телевидении просто непрекращающийся марафон — танцы, минуты славы, песни… Это такое активное напоминание, что жить в стране хорошо. И власти, и СМИ делают так, чтобы обыватель просыпался с мыслью, будто ему крупно повезло, что он родился в этой стране. И пока весь мир борется с кризисом, мы живем в блаженном спокойствии ничего не ведающего ребенка, в сладких грезах.

— Но ведь не только от телевизора зритель впадает в транс и ему становится все безразлично?

— Эмоциональное отупение происходит из-за пресыщения. Особенно заметно это стало последние два-три года. Переход к рыночным отношениям был понят не как призыв выкладываться по полной, потому что от этого напрямую зависит твое благосостояние, а как призыв: "Хорошо жить!" Слово "комфорт" звучало во всех речах Путина, включая последнюю новогоднюю. Он обещал комфорт, мы его получили. Он говорил о важности семьи, дома, комфорта. А это очень сильно задевает людей, которые хотят нормальной жизни. Президент и его окружение говорили о себе как о работающей команде, демонстрировали свою силу, буквально — свою тренированную мускулатуру. Это такой посыл: не бойтесь, отдыхайте, мы за вас все решим и сделаем. Путин, как Бэтмен, появится в нужный момент, любую беду разведет руками!

Вообще говоря, в гипнотическое состояние индифферентности нас начали вгонять очень давно. И телевидение здесь сыграло свою роль. Оно упорно показывало Путина в роли всеобщего психотерапевта, что очень сильно действует на внушаемую аудиторию. Степень доверия Путину выше, чем кому бы то ни было. Если Путин сказал, что кризиса нет, — значит, его нет! То ли это секретная методика из закромов ГБ, то ли действительно гипноз, но ни один из психологов в этой стране не может с ним равняться. От Кашпировского до Путина просто никого нет.

— Неужели этот человек обладает такой силой?

— Человек плюс средства коммуникации. Раньше психологи утверждали, что харизма — врожденное качество. Сейчас понятно, что она формируется средствами коммуникации. Сообщения человека распространяются через телевидение, радио и интернет, его фигура усиливается, становится символичной. У Путина в этом смысле беспрецедентный ресурс.

— А Медведева мы совсем не рассматриваем?

— Прогресс Медведева в том, что он вышел в интернет, это делает его популярным среди более молодой аудитории. Но Медведев пока выглядит как "помощник волшебника". Он только учится, следуя рецептам своего учителя.

— А это вообще логично, что мы так слепо верим одному человеку?

— Это очень органично для русской ментальности. Есть исследования, которые показывают, что по психотипу мы нация эпилептоидного типа. Такому типу свойственна экзальтация, он бурный, взрывной, может проявлять агрессию. И основной инструмент взаимоотношений с миром такого человека, такой нации — это психологическое давление. Работают не рациональные критерии, а внутренние сигналы, интуиция. Мы думаем не головным, а спинным мозгом. Если, к примеру, выпустить на ТВ эксперта, который подробно и логично объяснит механизмы кризиса и скажет, что нужно делать, а потом показать в новостях две минуты разговора с премьер-министром, который скажет, что все нормально, все под контролем, то конфликт между информацией и чувством спокойствия, которое возникает от слов Путина, разрешится в пользу чувства.

— Послушайте, этому влиянию поддается 80 процентов населения. Но есть же еще 20 процентов — думающих людей! Вот им что делать?

— А они и так что-то делают. Они не столь инертны. Кризис обычно показывает, кто чего стоит на самом деле. Сразу возникает нехватка профессионалов, которые не нужны в ситуации стагнации. Кроме того, человек, который полагается на себя и свой профессионализм, готов и к спадам, и к подъемам. Это не первый спад, который приходится переживать. Неприятно, но терпимо.

— Кстати, если сравнивать кризис 1998-го и 2008-го, много отличий? Почему тогда была паника, а сейчас нет?

— Тогда мы были пионерами. Это первое. Мы терялись в версиях.

Второе. Паника начинается, когда то, что люди слышат по телевизору, и то, что говорят на улице, не совпадает. В ситуации недоверия к власти то, о чем говорят на работе, гораздо важнее того, что говорят в телевизоре. А в ситуации психологической близости к власти расхождения несущественные, население можно убедить в чем угодно. Вопрос в маневрах.

Третье. Произошла реорганизация отношений между людьми. Мы стали менее спаянными. Экономическое расслоение разбросало нас по разным социальным полкам. У нас разный образ жизни. Чтобы паника быстро развивалась, нужны интенсивные доверительные контакты между многими людьми. Этого сегодня нет.

Четвертое. Обыватель залег на диван, у него появилось состояние сытой индифферентности. Мы превратились в общество потребления, и нам нравится быть потребителями. В 98-м мы только хотели нормально пожить. А сейчас мы уже, как нам кажется, нормально пожили. И морально от кризиса устаем не так, как в 98-м.

— Но ведь не все хотят лежать на диване. Можно же как-то разбудить нацию в целом?

— Герцена не видно. А телевизор не колокол, а дудочка Крысолова. Если обывателю сказать, что он обыватель, он возмутится и скажет, что это не так. Но статистика показывает: возможностью выехать за рубеж пользуются лишь 5 процентов населения. Причем речь не об эмиграции, а о простом любопытстве. Выехать не навсегда, а на экскурсию, посмотреть, как живут люди в других местах. И это не вопрос финансовых возможностей. Готовность двигаться очень мала.

К тому же гипнотическое действие властей и телевидения помогают выпускать пар. Они не молчат, как в советские времена. Говорят, что идет кризис, но не у нас. И связан он не с капитализмом и не с кредитной системой в целом, а с неправильной политикой Буша, Мальчиша-Плохиша. А Путин такой Мальчиш-Кибальчиш. Этот расклад нам нравится. Нам нравится смотреться в такое телезеркало и видеть сюжет, в котором мир зависит от нас, а мы, конечно, победим, хотя будет трудно. Грамотная пропаганда — опережающим образом формировать общественное мнение.

Вывести из оцепенения может только какая-то экстренная ситуация. И если она сильно ударит по благосостоянию, то есть по спинному мозгу, если начнутся увольнения, повысятся цены, тогда могут начаться волнения. Вывести из гипноза может только шоковая терапия.

Подпись: Беседовала Надежда Прусенкова

Источник: Лениздат