Сожаления о подавлении независимых СМИ и об ужесточении цензуры на постсоветском пространстве давно уже стали общим местом. Как же выглядит новая система отношений между журналистикой и властью, сменившая эпоху дарованных журналистских вольностей, о которой не могут забыть те, кому посчастливилось вдохнуть глоток свободы на излете прошлого столетия? Этой теме посвящена беседа корреспондента Русской службы «Голоса Америки» Алексея Пименова с директором московского Центра экстремальной журналистики Олегом Панфиловым.

Алексей Пименов: В каких постсоветских странах положение СМИ и журналистов - наиболее тяжелое?

Олег Панфилов: Способов давления существует много, и права журналистов нарушаются по-разному. Однако самая сложная ситуация, несомненно, в Туркменистане и в Узбекистане, за которыми следует Беларусь. Свободы слова в этих государствах практически нет. Сегодня на постсоветском пространстве есть только две страны, где ситуация в последнее время заметно улучшилась: Украина и Грузия. За последние пять лет отношение к независимой журналистике в этих странах изменилось, и журналисты чувствуют себя здесь достаточно свободно.

Зато на всей остальной территории бывшего Союза – во главе с Россией – ситуация ухудшается с каждым годом. Отмечу, что плохой пример России, к сожалению, оказывает влияние на другие страны: их руководители делают примерно то же, что президент Медведев, а до него – Путин.

А.П.: Нам всем памятна та роль, которую журналистика сыграла в эпоху перестройки и в первые постперестроечные годы. Что изменилось с тех пор?

О.П.: Не думаю, что перестроечная журналистика была свободной. Она лишь попыталась стать свободной – точнее, ей позволили это сделать.

Когда Горбачёв провозгласил гласность и перестройку, он сделал, конечно, хорошее дело – дал людям возможность почувствовать себя хоть немного свободнее. Но, увы, никто не объяснил журналистам, что свобода слова не может быть подарком. Что за свободу слова нужно бороться, как боролись чешские и венгерские журналисты.

Поэтому когда романтический период закончился и пришли тяжёлые будни, российским журналистам пришлось задуматься о том, что такое медиа-бизнес, о том, что журналистика не может быть, во-первых, бесплатной, а во-вторых, бедной. Нужно было развивать настоящую, cовременную, высококачественную журналистику, т.е зарабатывать на ней деньги и делать её всё более привлекательной.

Тут-то и начались проблемы – в первую очередь порожденные власть имущими, которые не желали, так сказать, отпускать журналистику от себя. Многие чиновники просто мечтали вернуть традиции советской пропаганды. А когда президентом России стал Путин, ему это удалось.

И российская журналистика, так и не научившись бороться за свои права, вернулась в советское время и сегодня очень похожа на ту, что была в середине восьмидесятых годов.

А.П.: И все же сегодня наряду с официозной журналистикой существуют издания, весьма критически отображающие современную ситуацию.

О.П.: Да, но лишь потому, что их существование не вызывает опасения у власти. Речь идет приблизительно о пяти-шести процентах от всего объема информационного пространства, о тех, кто получает информацию из нескольких либеральных газет и радиостанций – в том числе из нескольких зарубежных радиостанций, вещающих на русском языке – «Голос Америки», Радио «Свобода», Би Би Си, «Немецкая волна». О тех, кто пользуется интернетом в поисках политической информации.

Но, повторяю, это всего лишь пять процентов населения – это именно то количество голосов, которое получают либеральные партии на выборах в Госдуму. Это неопасно для власти, и поэтому власть сохраняет некую видимость свободы – позволяя работать журналистам «Новой газеты», радиостанции «Эхо Москвы» и не оказывая сильного давления на интернет.

А.П.: В советское время доверие к официальной журналистике было минимальным. Как обстоит дело сегодня?

О.П.: Отношение населения к официальной журналистике, к официальной пропаганде видно по его отношению к событиям в Грузии.

Оно поверило практически всему тому, что говорила пропаганда, выдавая желаемое за действительное. Повторяю, люди поверили всему этому – и лишь некоторые с большим трудом начинают осознавать, что в действительности всё происходило несколько иначе.

Я думаю, что доверие к официальной информации – нечто само собой разумеющееся, потому что телевидение, которым пользуются девяносто – девяносто пять процентов населения, полностью контролируется властями.

Альтернативного источника информации – помимо тех, о которых я говорил, – практически нет.

А.П.: Сегодня журналистов нередко обвиняют в предвзятости – зачастую с противоположных позиций. По вашему мнению, что означает для журналиста быть объективным?

О.П.: Сегодняшняя российская журналистика – это слегка видоизмененная советская. До сих пор в росссийских университетах журналистику преподают по советской программе, и выпускники практически получают диплом по специальности, которая ещё семнадцать лет назад называлась «работник СМИ и пропаганды».

Они получают те же знания, что семнадцать лет назад получали студенты факультета журналистики.

Поэтому, с точки зрения современной журналистики, российская журналистика не профессиональна.

Многие журналисты, работающие на ТВ, вынуждены идти на поводу заказчиков, а их заказчик – государство.

Сходным образом обстоит дело и в газетах, где экономическая ситуация всегда сложна, так как рентабельных газет у нас практически не существует. И поэтому российский журналист, как бы громко это ни звучало, ходит по лезвию бритвы.

Журналисты, желающие быть честными, работают в небольших изданиях. Большинство же свыклось с тем, что журналистика – это заказ, неважно чей – государства или олигархов, издающих газеты лишь ради того, чтобы понравиться власти.

Недаром стала крылатой фраза председателя союза журналистов России Всеволода Богданова: российские журналисты – лучшие журналисты в мире: и правду напишут, и деньги возьмут.

А.П.: Но тем не менее, когда смотришь первый канал и слушаешь нынешних комментаторов, сразу же замечаешь их отличия от политобозревателей советских времен. Они более эмоциональны и, кроме того, значительно более агрессивны. Как вы думаете – с чем это связано?

О.П.: Тут многое зависит от политической атмосферы. В России сохранились традиции авторитарной власти, и журналисты, особенно те, кто работает в сфере пропаганды, хорошо чувствуют настроения начальства.

Если президент страны прозносит в эфире такие слова, как «мочить в сортире», «приезжайте, мы вам обрежем…», «кошмарить» и так далее, то естественно, что комментаторы начинают пользоваться тем же лексиконом, их тон становится столь же агрессивным. Они говорят с населением на том же языке, что и власть. А тех, кто говорит другим языком, не допускают до эфира.

Источник: ЦЭЖ