Существует слишком много новостей для потребления любого человека. Три ключевых слова должны определять, кому что преподносить: интерес, воздействие и содействие.

Я на самом деле не знаю, как редактор новостей должен выбирать, какие материалы вынести на публику, потому что я не думаю, что возможно втиснуть весь мир в заголовки. Издатель крупной международной газеты однажды сказал мне, что он предоставляет «пять или шесть вещей, которые я точно должен знать сегодня утром.» Но с этой идеей всегда существовала фундаментальная проблема, которую Интернет сделал явно очевидной: есть гораздо больше важных вещей, чем любой из нас может заметить. В большинстве случаев, ограничивающим фактором в журналистике является не то, что было опубликовано, а внимание, которое мы можем этому уделить.

Однако, нам все же нужны новости. Что-то нужно давать. А что, если мы откажемся от идеи, чтобы все смотрели одни и те же материалы? Это было технологическое ограничение до появления Интернета, и, возможно, мы позволили тому, что было возможно, стать тем, что правильно. Я хочу признать, что у каждого человека есть не только уникальные интересы, но его уникально касаются важные события, и у него есть уникальная возможность действовать.

Если не все люди будут видеть одни и те же новости в одно и то же время, тогда возникает вопрос: кто, что, когда должен видеть? Это сложный вопрос. Это вопрос редакционного выбора, конструкции фильтра, какого рода гражданское обсуждение мы проведем. Это основной вопрос, который перед нами встает, когда мы получаем возможность сети предоставлять индивидуально подобранную информацию. Я предлагаю три простых ответа. Вам следует посмотреть материал, если:

1. Вы специально ищете его.
2. Он касается вас или любого из ваших сообществ.
3. Вы могли бы что-то с этим сделать.

Интерес, воздействие, содействие. Вот три способа, когда материал мог бы пересечься с вами, и это причины, по которым вам, возможно, нужно его посмотреть.

Но измените их, и скажут: если материал мне не интересен, не трогает меня и нет ничего, что я мог бы как-нибудь сделать, тогда мне не нужно его видеть. Как насчет расширения наших горизонтов? Как насчет общего мнения о разворачивающейся истории? Идея о том, что у каждого из нас будет индивидуализированное мнение о мире, может быть несколько тревожной, но настаивание на единственно возможном перечне новостей имеет свои неудобства. Прежде, чем перейти к подробным принципам конструкции персонифицированных новостей, я хочу посмотреть на то, насколько на самом деле серьезна проблема информационной перегрузки, и как мы пришли к тому, что верим СМИ.

Слишком много важного

Солидная ежедневная газета может освещать пару сотен тем в день, которые едва можно успеть прочесть от первой до последней страницы. Между тем, The Associated Press выпускает около 15 000 оригинальных текстовых материалов каждый день (а ее синдикаты — во много раз больше этого количества) — намного больше, чем может прочитать один человек. Но гигантов журналистики затмевает объединенный коллектив авторов Интернета. В настоящее время на YouTube каждую минуту загружается 72 часа видео, и на нем теперь размещается больше видео, чем было создано за весь 20-й век. Появляется 400 миллионов твитов в день, что значит, что если всего один твит на миллион — стоящий, можно все равно провести весь свой день на Twitter. Существует в несколько раз больше веб-страниц, чем людей в мире.

Вся эта доступная информация — крошечная часть всего, о чем можно было бы сообщить. Невозможно оценить, какая часть историй проходит «незамеченной», потому что нет никакого способа сосчитать истории до того, как они написаны; таких материалов в природе не существуют. Тем не менее, с точки зрения потребителя все равно еще слишком, слишком много чего доступно. Итан Цукерман утверждал, что ограничивающим фактором в материалах об иностранных делах являются не журналистские ресурсы, а внимание потребителя. Я подозреваю, что это касается также большинства других видов журналистики; поднимите руку, если вы тщательно следили за тем, чем занимается ваш муниципалитет.

По сравнению с новостями имеется просто очень мало внимания.

Цель приверженца одной единственной темы — это внимание любой ценой. Но у редакторов другая миссия: они должны выбирать из всех тем. Существует огромное количество потенциально важных материалов, но только крошечная часть из них может быть «основными новостями». Большинство материалов должно тонуть во мраке, потому что вы или я не можем надеяться прочитать тысячную долю журналистских материалов, создаваемых каждый день. Но даже изобилие глобальной журналистики — это катастрофически узкое представление о мире по сравнению со всем, что есть в Интернете.

Как же тогда редактор должен выбирать, какую крошечную часть мира нам показать? Иногда имеется событие настолько массивное, настолько универсальное, что оно требует внимания. На ум приходят стихийные бедствия и революции. Что касается всех остальных событий, я не думаю, что есть ответ. Мы не можем даже договориться о том, какие проблемы важны. Никакой отдельный набор основных новостей не может точно представить все важное в мире.

Существует больше одной публики

Интернет не похож на широковещательную технологию — печатные издания, радио, телевидение. Но общепринятые стандарты и допущения журналистики формировались при наличии технических ограничений эры СМИ. Интересно, не спутали ли мы то, что было возможно, с тем, что желательно.

Первое техническое ограничение, которое я хочу рассмотреть, было таким: все должны были видеть одно и то же. Это несомненно укрепило привлекательную идею, что существует только одна «публика». Это особенно привлекательная идея для тех, кто имеет возможность выбирать сообщения. Но в этом также есть кое-что и для всех остальных из нас. Есть мнение, что если вы уделяете внимание телерадиовещанию или читаете ежедневную газету, вы информированы. Вы знаете всё, что надо знать — или по меньшей мере всё, что важно, и всё, что знают все остальные. Что бы там ни было, это утешительная идея.

Теоретики СМИ также любят идею объединенной публики. Маршалл МакЛухен был в восторге от идеи глобальной деревни, где барабаны племени СМИ оповещали всех нас одновременно. Юрген Хабермас четко сформулировал идею публичной сферы как места, где люди могут вместе обсуждать то, что для них важно, но ему не нравится Интернет, который он называет «миллионы разрозненных дискуссионных групп.»

Но идея объединенной публики на самом деле никогда не имела смысла. Кто такие «мы»? Город? Политическая партия? «Деловые круги»? Весь мир? Это зависит от издания и материала, и некоторые деятели 20-го века это признавали. В книге Общество и его проблемы, написанной в 1927 году, Джон Дьюи дал изумительное определение «публики»: группа людей, объединенных вопросом, который их затрагивает. Фактически, для Дьюи публика на самом деле не существует, пока что-нибудь не затрагивает интересов группы, например, предлагаемый закон, который может серьезно затронуть интересы жителей города.

Мы можем немного обновить это определение и сказать, что каждый человек может входить во многие разные публики одновременно. Можно одновременно быть студентом, марокканцем, гомосексуалистом, отцом, консерватором и астрономом. Многие эти личности не обязательно совпадают в политических границах, но каждая может активизироваться, если появится угроза внешних событий. Такие объединения изменчивы и частично совпадают, и во многих случаях мы можем действительно представить себе сообщества, созданные вокруг них.

Новости — это не только новое

Существовало еще одно серьезное техническое ограничение СМИ 20-го века: не было возможности вернуться к тому, о чем сообщалось раньше. Вы могли просмотреть вчерашнюю газету, если не выбросили ее, или даже пойти в библиотеку и просмотреть прошлогодние газеты на микропленке. Точно так же существовали радио и телевизионные архивы. Но было настолько трудно вернуться в прошлое, что большинство людей никогда этого не делало.

Каждый материал предназначался только для однократного просмотра в день его публикации или передачи. Новостные СМИ не были, и не могли быть, справочными изданиями. Поэтому акцент делался на новизне, и журналисты все еще говорят о «продвижении материала» и «главном» материале по сравнению с «контекстным» или «второстепенным» материалом. Это имеет смысл для материала, к которому вы никогда не сможете вернуться, на тему, которую вы не сможете найти. Но так или иначе это ограничение СМИ закрепилось, и журналисты стали считать, что только новые события заслуживают внимания, и что просмотр маленьких, ежедневных, частичных обновлений — это лучший способ быть постоянно информированным о мире.

Это не так. Обновления по частям не подходят для комплексных материалов. Википедия быстро заполнила пробел объяснительных материалов, и журналистика теперь заново изобретает средство объяснения и придумывает, как дать людям контекст, который им нужен для понимания новостей.

Я хочу пойти на шаг дальше и спросить, что произойдет, если журналистика освободится от того, чтобы (только) давать людям материалы о том, «что только что случилось». Откроются целые миры: мы сможем говорить о долгосрочных темах или держать что-нибудь на первой полосе, пока оно все еще важно, или решить не публиковать этот свежий материал, пока пользователь не созрел, чтобы захотеть узнать об этом. Журналистика могла быть справочником по настоящему времени, а не просто потоком событий в реальном времени.

Принципы конструкции персонифицированных новостей

Если мы откажемся от идеи отдельного набора основных новостей для всех на основе текущих событий, мы получим персонифицированные ленты новостей, которые могут существовать на шкале времени дольше, чем цикл последних новостей. Не все могут позволить себе нанять личного редактора, поэтому нам понадобится сочетание людей-кураторов, социальных медиа и сложных алгоритмов фильтрации для того, чтобы сделать персонифицированные ленты возможными для всех.

Однако люди, работающие над системами персонификации новостей —  это, главным образом, инженерно-технические работники, которые рассматривают выбор материала как своего рода задачу оптимизации нажатий на ссылки. Если мы считаем, что у новостей есть гражданская функция — что есть нечто, что по меньшей мере несколько отличается от развлечений и имеет иные цели, кроме зарабатывания денег — тогда нам нужны более принципиальные ответы на вопрос о том, кто, что, когда должен видеть. Вот снова мои три пункта:

Интерес. Любой, кто хочет знать, должен иметь возможность знать. С точки зрения продукта это интерпретируется как хороший поиск и функциональные возможности подписки. Поиск особенно важен, потому что он облегчает удовлетворение вашего любопытства, закрывая пробел между заинтересованностью и знанием. Но поиск оказался трудным для новостных организаций, потому что он инвертирует редакционный процесс выбора материала и определения времени, полностью отдавая контроль в руки пользователей — которые могут не просматривать последнюю экстренную новость. Журналистика все еще занимается настоящим, но мы не можем предполагать, что каждый читатель следит за каждым материалом, или что «настоящее» означает то, «что только что произошло», а не то, «что происходило в течение последних десяти лет». Но для пользователей, которые действительно решат, что хотят постоянно знать последние новости по определенной теме, возможность «отслеживать» отдельный сюжет была бы очень полезна.

Воздействие. Я должен знать о вещах, которые меня затрагивают. Местные новостные организации всегда делали это, освещая то, что представляло интерес для их определенного географического сообщества. Но сейчас каждый из нас — член многих разных сообществ, по большей части определяемых личностью или интересом, а не географией. Каждый способ видения сообществ дает нам разные способы понимания того, кого может затронуть что-нибудь, что происходит в мире. Убеждение, что люди, которых это затрагивает, знают, также является предварительным условием для создания «публики» в значении Дьюи — группы людей, действующих сообща в общих интересах. Журналистика могла бы использовать методики определения целевой аудитории, первоначально разработанные маркетологами, чтобы найти эти публики и определить, кого может волновать каждый материал.

Содействие. В конечном счете, я полагаю, что журналистика должна содействовать изменениям. В противном случае, в чем ее суть? Это превращается в идею содействия, идею, что знание может давать кому-то возможность действовать. Но не любой человек может воздействовать на любую вещь, потому что люди отличаются по положению, возможностям и полномочиям. Поэтому мой третий принцип таков: любой, кто может иметь возможность действовать в связи с материалом, должен видеть его. Он применяется независимо от того, затронут ли этот человек прямо, или нет, что делает его самым социальным и эмпатическим из этих принципов. Например, политику нужно узнать о влиянии завода, строящегося в городе, в котором он не живет, и если усилия по ликвидации бедствия могут принести пользу благодаря эпизодическим пожертвованиям, тогда все могут оказать содействие и все должны знать. Кроме того, подходящее время для того, чтобы я увидел материал, наступает не обязательно тогда, когда случается событие, а тогда, когда я могу иметь возможность действовать.

Это не единственные причины, по которым кто-либо когда-либо должен увидеть материал. Помимо этих принципов, есть целый мир культурной осведомленности и расширенных горизонтов, обширный другой мир. Есть способы внести больше разнообразия в наши фильтры, но критерии намного менее четкие, потому что это, по существу, эстетический выбор; не существует единственно правильного пути через культуру. По меньшей мере мы можем сказать, что персонифицированная лента новостей, сконструированная согласно вышеупомянутым принципам, будет держать каждого из нас в курсе дела о частях света, которые могут затрагивать нас или в которых мы можем иметь возможность воздействовать на других.

Источник: Редакторский портал