Бытует мнение, что анализировать музыку и всё с ней связанное — дело неблагодарное. Писать о музыкантах, о пристрастиях слушателей в конкретную историческую эпоху не менее трудно, чем словами передавать эмоциональные состояния, вызываемые музыкой непосредственно.

И уж, конечно, критика и журналистика со «спецуклоном» — в музыку традиционно воспринимались неким вторичным, чуть ли не полностью зависимым от музыкальных веяний, а зачастую — от вкусов и настроений толпы. Артемию Троицкому едва ли не в одиночку удалось разрушить многие стереотипы во взаимоотношениях «музыкант — слушатель», и он не на шутку заставил уважать себя в самых разных кругах, — и прежде всего в музыкальных. Как раз там, где нет-нет, да и даст о себе знать расхожее мнение: в критики идут, дескать, те, кто сам творчески малосостоятелен. Как и ожидалось, наш разговор с Артемием Кивовичем раздвинул рамки музыкальной темы. Хотя с неё и начался.

— Не так давно Андрей Макаревич сделал вывод, что в ХХ-ом веке люди уже порядком наелись музыки, хорошей и разной, и потому влияние её на общество сегодня преувеличивать было бы неверно. В этой связи, не кажется ли вам, что музыкальная журналистика и критика зачастую бьют, что называется, мимо цели?

- Нет, люди не наелись музыки, — все статистические данные показывают, что народ, — и в России, и за её пределами, — «употребляет» музыку сейчас не в меньших, а в больших количествах, чем ранее; и обусловлено это активным приходом в нашу жизнь Интернета, самых разнообразных мобильных прослушивающих устройств. У огромного числа людей, в первую очередь молодых, музыка звучит по 20, а то и более часов в сутки, — поскольку они ходят всё время в наушниках: в них и работают, и читают книги, и спят, и так далее.

Другое дело — в конце ХХ века музыка обладала специальным, если не сказать — уникальным статусом; тот же рок воплощал в себе не столько чисто музыкальное или развлекательное начало, он был принципиально важен в плане содержания и стиля жизни людей. В нашей стране это особенно зримо выразилось на примере стиляг, — но их было мало; после них, как известно, пошли хипари, и вот уже их набиралось внушительное количество — битломаны, рокеры, счёт пошёл на миллионы. Потому неудивительно, что и у нас, и на Западе, на протяжении трёх десятилетий музыка была самым популярным видом молодёжного культурного времяпровождения. Более популярным, чем кино, — я уж не говорю о театре или изобразительном искусстве. И вот эти времена действительно прошли; к музыке стали относиться гораздо менее истово, менее серьёзно, уже невозможно увидеть на горизонте музыкантов, сопоставимых с Джоном Ленномом, Бобом Марли, Бобом Диланом. А ведь это были в глазах половины планеты — околорелигигиозные фигуры, их воспринимали как великих учителей, гуру... У нас были — тот же Макаревич, Гребенщиков, для кого-то — Башлачёв, для кого-то — Шевчук. Сегодня ничего подобного нет, конечно. То есть акции музыки, говоря экономическим языком, понизились, но — меньше её не стало. В этом смысле я прекрасно понимаю горечь Макаревича, — тут проблема не в количестве, а в качестве. И то, что количественные показатели сами по себе становятся заметным фактором в творческом процессе, это обстоятельство диктует сегодняшней музыкальной журналистике бОльшую востребованность. Но — уже совсем другой журналистике. Когда я ступал на эту стезю (а шла середина 70-х годов), я писал объёмные аналитические статьи, в различных ракурсах — историческом, биографическом, исследовательском. До деталей, помню, разбирал тексты тех же «Пинк Флоидов», «Битлов».

— А сейчас?..

— А сейчас это никому не нужно. Потому что и у пишущих, и у читающих исчезло углублённое отношение к теме. Другая проблематика — мы все сталкиваемся с так называемым музыкальным Интернетом, который на самом деле представляет собой весьма запутанную историю. Раньше в музыкальной реальности было намного проще ориентироваться. Были грампластинки, выходили синглы с песнями, альбомы, которые лицензировались. И было понятно, что вышло, кто автор, кто исполнитель, что стоит купить, а что — нет, и т. д. Нынешняя мировая паутина отличается от прежней структуры распространения музыки примерно так же, как ночные джунгли — от Манхэттена. Чёрт ногу сломит, — дикое количество песен и композиций плавает в Интернете, с ними же — всевозможные релизы, которые никогда не выходят напечатанными на дисках. Соответственно, важнейшей задачей современной музыкальной журналистики должна быть квалифицированная, авторитетная навигация по Сети. Чтобы люди не путались в элементарных понятиях, имели представление, какая музыка — качественная, какая — нет. Это очень важно, потому что меломаны либо впадают в глубокую ностальгию, когда они просто махнули рукой на сегодняшний звуковой хаос и слушают привычную старую музыку: кто джаз, кто «Битлз», кто «Секс Пистолз». А если они пытаются разобраться в современной ситуации, то проявляют полнейшую дезориентированность.

— Вы вошли уже в академический статус, — читаете лекции на журфаке МГУ по музыкальной журналистике. Насколько студенты — ваши будущие коллеги по цеху — другие, в сравнении с вами и вашими друзьями в пору юности?

- Да, вот уже 12 лет я готовлю младую смену... Вы знаете, в человеческом плане они такие же, какими были мы. Мне очень нравятся мои студенты. Они хорошие ребята, — живые, неиспорченные. С одним лишь отличием — они куда более избалованнее меня молодого в плане информации. Я торчал на чёрном рынке, слушал всевозможные экзотические записи сквозь заглушку, — нужную мне информацию добывал как проклятый шахтёр. Они же всё получают легко через Сеть, все превосходно информированы, и время от времени мне рассказывают нечто, чего я не знаю. И это — замечательно.

Говоря о музыкальной журналистике, надо не забывать об одном аспекте, ведь она коренным образом отличается от политической и бизнес-медиа. Я осведомлён, какие студенты приходят именно на эти направления и начинают там работать; по одному внешнему виду понятно, что это за люди и чего они хотят достичь в жизни. В музыкальную журналистику идут, поверьте, совершенно из иных соображений, в основном это — идеалисты; бывает, и — авантюристы. На этом поприще имя себе ещё можно сделать. Но реальную карьеру, и главное — запасы «бабла» вряд ли.

— Журналист и продюсер — насколько эти два понятия могут уживаться в одном человеке (хотя на вашем личном, отдельном примере они вполне уживаются, дополняя одно другим)?

— Для меня продюсер — ругательное слово. Я это убеждение вынес на основании фактов российского шоу-бизнеса. На Западе — не всё однозначно, там — разные продюсеры, скажем так. И там приветствуется, когда человек с деньгами работает на ниве андеграудного искусства, альтернативной культуры. У нас почему-то сплошь и рядом продюсерами стали называть расплодившихся мастеров по изготовлению конфеток из г... на. Не исключаю, кто-то и испытывает от этого удовлетворение, но для меня это — паскудное, позорное занятие. При том если учитывать, что немало отечественных продюсеров с успехом осваивает ещё и чужие бюджеты.

Схема конкретная — к ним конвейерным потоком кланяются в ноги мамаши и папаши, любовники и любовницы и говорят — вот вам моё любимое чадо или моя обожаемая тёлка, она (или он) хочет быть поп-звездой. А вот вам — сколько нужно, чтобы юное дарование с интенсивной долей регулярности крутилось на таких-то телеканалах и выступало на дорогих корпоративах? Двести тысяч долларов, триста? Отлично! И — пошло, поехало. Вот с такого рода продюсерами я не вожу никакой дружбы и само их занятие презираю глубочайшим образом. И не водился, кстати, никогда. За исключением разве что... Был у меня приятель Айзеншпис. И то, после того, как он занялся раскруткой всяких ушлёпков типа Димы Билана, я с Юрием отношения практически прекратил. Когда меня иногда называют продюсером, то я сразу показываю тощий загорелый кулачок. Есть огромная разница между тем, на чём специализируются они и тем, что делаю я. Я всегда музыкантам помогал, у меня это любимое занятие — помогать талантливым людям. Это моё абсолютное хобби, а может и профессия по жизни. И нетрудно составить список в диапазоне от «Машины времени» до Жанны Агузаровой, кому я — совершенно бескорыстно — содействовал когда-то, получая от этого гигантское удовольствие и ни копейки денег. И именно в этих моментах профессия журналиста незаменима. Сужу по себе — ведь мне удавалось первому (или одному из первых) узнавать о новых способных людях, особенно из провинции, поскольку в течение длительного времени я был фактически единственным автором в СССР, публиковавшим свои материалы в периодической печати о рок-музыке. Мне по почте приходило немереное количество писем, мне присылали катушки с записями отовсюду. Так я узнал о ленинградской «новой волне», о свердловском роке, о многих прибалтийских группах. А потом, что называется, поведал о них миру. Действия мои были простыми — я делал, что называется, стойку, как охотничья собака, и начинал шевелить мозгами — на какой лучше фестиваль того или иного артиста пригласить, на какой концерт в Москве лучше вытащить. С началом перестройки удавалось многих отправить в зарубежные гастроли. Так что в содержательном ключе, наверное, можно считать это продюсерской работой, но исполнял её для будущих звёзд я в прямом смысле бесплатно, сознательно не встраиваясь в цепочку получения материальной выгоды от их первоначального продвижения.

— Творческий человек и площадь, причём неважно какая — Болотная, Поклонная, и т. д. На эту тему за последние полтора года не дискутировал разве что тот, кто сам не знает толком, что было перед выборами 2011—12 годов на Болотной, а что — на Поклонной. Насколько необходимо журналисту, да ещё вдобавок музыкальному критику идти на митинг на проспекте Сахарова не просто в качестве прямого участника, но и наряжаться в специально сшитый по такому случаю «костюм» презерватива?

— На самом деле (смеётся) то было одеяние зайчика, белого и пушистого, и я сам предупредил, что это — «костюм» презерватива, и если бы не было этой прозрачной подсказки с трибуны, — то, думаю, собравшиеся не сразу бы догадались, в чём дело. Между прочим, российские феминистки обвинили меня на следующий день в мужском шовинизме, жутко обидевшись на мои слова, которые растиражированы были на следующий день Интернетом: «Если президент не делает ЭТО со своей женой, он делает ЭТО со своей страной». Тогда же, поясняя, почему я так одет, я заготовил ещё фразу: «Постоянно имея дело с ворами и жуликами, предохраняться никогда не мешает». Так вот, по поводу, стоит ли выходить на улицу и площадь с плакатом или в нетривиальном костюме журналисту, писателю, художнику. Моё мнение — творческий человек вообще ничего не должен. Точнее единственное, что он должен — быть верным собственной музе. И если его муза велит ему не мириться с гадостями и несправедливости действительности, то он будет, — и никакая сила его не остановит, — выходить, как Юра Шевчук и петь гимноообразные песни или записывать хулиганистые ролики — как мой любимый Вася Обломов. Но если его муза ему говорит — я ничего в этом не понимаю, это всё иллюзия, давай-ка я лучше нашепчу тебе на ночь о вечном, о любви и смерти... Тогда, естественно, художник прислушается в первую очередь к тому, что ему говорит собственное творческое ego. В моих же взаимоотношениях с Болотной площадью никакой обязаловки нет, разумеется. Начиная ещё с самого первого протестного митинга — 5 декабря 2011 года на Чистых прудах, когда я перед выступлением Навального показал народу плакат Владика Монро в образе Путина, и в течение всего периода митинговой активности в Москве в первой половине 2012 года. Я всё это время ощущал себя органично встроенным в симпатичное мне движение. Но потом произошло некоторое переосмысление, в результате чего я к деятельности такого рода немного охладел, утратив эмоциональную вовлечённость в него. Позднее на меня начали наседать со всех сторон, чтобы я вошёл в Координационный Совет оппозиции, но я не уставал отвечать: «Нет, ребята, нет категорически». Причина проста — там должны быть люди более молодые, не обременённые семьями. Преимущественно политологи, юристы, экономисты.

— Тем не менее ваша передача «Особое мнение» на «Эхе Москвы» (не о музыке одной) по рейтингам прослушивания и читаемости за последний год стабильно входит в десятку самых успешных публицистических программ этой радиостанции. Может быть, проблемы и политической журналистики, и самих политиков в том, что часто изъясняются не тем языком, какой хочет услышать народ?

— Безусловно, — когда я читаю статьи, выступления, блоги наших политологов, мне просто как читателю становится скучно, и я с первых букв их сентенций вижу крайнюю предсказуемость их мышления. Я — достаточно мне лишь услышать кого-то из записных политобозревателей — могу заранее сказать, что изречёт какой-нибудь условный Радзиховский. Один из очень немногих сегодняшних публицистов-аналитиков, который у меня вызывает доверие — это Андрей Пионтковский; его прогнозы и оценки, сам стиль письма неподражаемы. Что касается моей авторской программы и интереса к ней слушателей, то раскрою простую тайну, — видимо, неведомую нашим штатным политическим журналистам. Меня не случайно каждый раз в заставках представляют как музыкального критика, но — пишущего и говорящего на злободневные политические темы. И то же дело о ДТП на Ленинском проспекте в феврале 2010 года, когда известный врач-акушер профессор Вера Сидельникова погибла, а бывший генерал КГБ, он же вице-президент «Лукойла», вышел сухим из воды; вот это дело — самое что ни на есть политическое. Так вот я — человек неангажированный никем и ничем. Потому и получается, что попадаю в болевые точки, невзирая на посты и должности, и получается находить понимание и у правых, и у левых, и у либералов, и у консерваторов. Я, кстати, сам не склоняюсь ни под какими партийными или идеологическими знамёнами, и те комментаторы, которые меня не любят и обзывают меня то либералом, то леваком, то русофобом, то антисемитом, глубоко заблуждаются. Для меня идеалом благородства и кристальной честности в политике и в целом в жизни с молодых лет неизменно является Че Гевара. Во всяком случае, я — определённо не правый, не либерал, и если на меня навешивать более-менее понятные ярлыки, то я ближе всего к социал-демократии, отчасти — к анархо-синдикализму.

— Расскажите, к каким печатным и электронным изданиям, теле- и радиопрограммам проявляете интерес.

— Я регулярно получаю одну единственную газету «Московские новости», — издание со своей биографией, легендарное; но в последнее время оно стало каким-то странным. Почему-то все выпуски целиком стали выходить тематическими, и это, как мне кажется, уязвимая позиция. Когда читателю не оказывается близкой выбранная тема, он выкинет газету в мусорное ведро. «Новую газету» (я — один из давних её авторов) читаю в основном в Интернете. Хотя с коллегами из «Новой» согласен не всегда и не во всём. Телевизор смотрю редко; признаком хорошего тона стало уважительно отзываться о «Дожде»; но, по-моему, он представляет собой пока ещё очень не ровный канал, на нём бывают интересные передачи, но случаются часто какая-то кустарщина, самодеятельность. Причём преподанные с большим апломбом. Хотя, бесспорно, это — чуть ли не единственный канал, который в принципе можно смотреть. Ан нет. Забыл упомянуть ТВ-3. Его фокусы и мистику очень любят мои дети. Зомби, инопланетяне — вот она, вечная тема. И знаете почему? Инопланетянам здесь вообще жилось бы (или живётся) гораздо комфортнее, радостней и безопасней, чем нам...

Беседу вёл Алексей Голяков

О собеседнике

Арте́мий Ки́вович Тро́ицкий родился в 1955 году в Ярославле в семье видного советского политолога и историка Кивы Львовича Майданика. Детство Артемия прошло в Праге, где родители работали в журнале «Проблемы мира и социализма». Окончил Московский экономико-статистический институт, по специальности — математик-экономист. После окончания вуза работал в Институте истории искусств. Был оттуда уволен, не успев защитить кандидатскую диссертацию на тему социологии популярной музыки; как он сам позднее написал в книге «Гремучие скелеты в шкафу. Восток алеет», выбросил текст диссертации в мусорный ящик. С 1982 по 1983 год — гитарист группы «Звуки Му. В 70-е годы много писал о рок-музыке статьи в журнале «Ровесник», входил в редакцию самиздат-журнала «Зеркало». Публикации Троицкого были запрещены в советской прессе с 1983 по 1985 год. В 1995 году основал и стал первым главным редактором русской версии журнала Playboy. Одновременно сотрудничал с другими изданиями, в том числе с «Новой газетой», с «Moscow Times». С 2000 года редактирует колонку «Диверсантъ-Daily» на портале estart.ru, выросшую в отдельный интернет-проект Троицкого «Диверсант-Daily». Эксперт международного экспертного совета Виртуального продюсерского центра «Record v 2.0». Автор и ведущий программы «FM Достоевский» на радиостанции «Финам FM». Снимался в кино как актёр в фильмах, в т. ч. «Молоды и счастливы» (2004г.) — колдун вуду, «Дневной Дозор» (2005г.) — гость на дне рождения, «Глянец» (2007г.) — Марк, вор в законе.

Journalist-virt.ru

Источник: РадиоПортал