В конце июня глава холдинга «Ньюс Медиа» Арам Габрелянов был назначен генеральным директором радиостанции «Русская служба новостей». Главный редактор РСН Сергей Доренко после этого объявил о своем уходе, объяснив, что не сможет работать вместе с Габреляновым. По мнению Доренко, формат радиостанции при новом менеджменте кардинально изменится. «Лента.ру» поговорила с Арамом Габреляновым о том, что именно он собирается делать с радиостанцией, насколько оправдано недоверие рынка к часто опровергаемым новостям «Известий» и почему патриотичный бизнес всегда выгоднее, чем бизнес, построенный на критике.

«Лента.ру»: Что будет сейчас происходить с «Русской службой новостей»? Будет ли как-то меняться формат?

Арам Габрелянов: Мы планируем интегрировать ее в «Ньюс Медиа» и вывести на новый уровень. У нас информационный поток выстроен годами. Мы будем стараться, используя наши информационные возможности, насыщать радиостанцию новостями. Вообще, пока мне все нравится, у меня нет особых претензий. И задачи такой нет, чтобы с кем-то соревноваться. Надо просто в финансах там немного разобраться.

РСН же убыточная радиостанция?

Да, но она была всегда планово-убыточная, потому что это была информационная служба, которая работала при «Русском радио». Там есть некоторые странные траты — например, меня удивляет, что радиостанция, которая у нас в холдинге два года, до сих пор арендует компьютеры и мебель у «Русского радио»

Перед вами поставили задачу вывести ее на окупаемость?

У меня на сегодняшний день в холдинге нет ни одного убыточного СМИ. В среднем через два года каждый проект мы выводим на прибыль. «Известия» мы вывели на прибыль через год. Из убыточного у нас сейчас только комиксы. Там действительно затраты немалые, но мы понимали, что мы создаем новый формат, в России вообще этого нет.

И как вы будете монетизировать радиостанцию?

Ну а как ее монетизировать? Главное — рекламой насыщать. Я не планирую уменьшать затраты, потому что они и так там минимизированы.

Что будет с редакцией РСН? Останется ли старая редакция или интеграция в «Ньюс Медиа» предполагает объединение редакций, как это было с «Известиями» и LifeNews?

Насильно выгонять кого-то мы не будем, конечно. Это исключено — Доренко создал достаточно профессиональную команду, которая нормально работает. Вопросов к ним никаких. Поэтому кто останется, мы будем рады.

Ходит слух, что вы собираетесь создавать на базе РСН информагентство.

Оно у нас уже есть, мы над ним работаем. Сначала у меня была идея сделать информагентство, которое будет, как остальные агентства, продавать новости СМИ. Мы могли бы быть успешными. Но потом мы решили, что для всего рынка мы работать не будем, потому что если мы будем отдавать нашу суперэксклюзивную информацию, мы просядем. Поэтому это будет специальное внутреннее информагентство для холдинга. Отдельное от РСН — она будет существовать как радиостанция.

Сергей Доренко в интервью «Ленте.ру» сказал, что первоначально, когда вас назначали гендиректором РСН, вы заявили, что будете заниматься только кадрами и рекламой, а потом забрали себе и редакционную политику. Так ли это? И может ли генеральный директор заниматься редакционной политикой?

Генеральный директор может заниматься всем. Он же генеральный директор.

А главный редактор тогда зачем? Ведь должно быть разделение функций?

Подождите. В вашем интервью Сергей Доренко сказал: я был главным редактором, но была договоренность, что я занимаюсь всем. Почему главный редактор может всем заниматься, а генеральный директор не может всем заниматься?

Так почему вам просто не стать главным редактором РСН?

А зачем мне это? Я не главный редактор газеты «Известия» или LifeNews, я редакционный директор. Я не вмешиваюсь в редакционную политику в целом, потому что у «Известий» своя редакционная политика, у «Лайфа» своя. На планерку «Известий», например, я сегодня не ходил, ее проводил главный редактор. Но, конечно, какие-то важные общественно-политические темы я смотрю. Иногда разрешаю между «Известиями» и «Лайфом» какие-то споры из-за тем, там же до настоящих конфликтов доходит.

С Доренко была тоже такая договоренность, что я не вмешиваюсь в редакционную политику или систему управления. Я, кстати, считаю, что профессионал он суперский, но детей крестить с ним я бы не стал, как и он со мной. При этом у меня нет с ним личного конфликта, поэтому не знаю, что это он начал у вас в интервью: газета «Известия» такая, а «Лайф» — сякой, ужас, ужас.

Это вы воспринимаете как личный конфликт?

А как это воспринимать? Это же мое детище. Как вы будете воспринимать, если вам будут говорить: «А вот вы русская, ваша Россия — это страна идиотов». Меня же не обозвали, мою страну обозвали.

Уход Доренко вас не удивил?

Удивил. У меня с ним была письменная договоренность, что он по крайней мере остается на месяц работать главным редактором. Вечером он мне прислал смску, что у него давление и что до понедельника он не придет. Через 20 минут я читаю его твиттер, в котором он говорит: «Я сегодня провел три встречи, и завтра у меня еще три встречи, и послезавтра еще три встречи» и тому подобное. Я понял, что он на работу не придет.

Вы думаете, уход Доренко всех обрадовал? Я знаю, что люди встречались с Доренко, говорили — Арам плохой. Я знаю, к кому он ходил в Кремль. Это нормальная политическая жизнь. Но лично к Доренко у руководства претензий никаких не было. Я бы не сказал, что он ярый противник власти и поэтому его убрали. Или из-за Якунина. Это же бред. Были претензии по бизнесу — акционеры просто решили заняться радиостанцией.

«Национальная медиа группа» два года не трогала РСН после покупки.

Два года занимались «Известиями». Сейчас пришло время заняться «Русской службой новостей». Я читал, кстати, ваше интервью — после того как вы там сказали, что «Известия» часто опровергают, я дал задание независимой службе разобраться, сколько раз нас опровергали, сколько раз опровергали «Коммерсантъ», сколько раз — «Ленту.ру», а сколько — «Газету.ру». Мы сделаем исследование, и я не думаю, что «Известия» будут там в лидерах. Просто был запущен грамотный слух.

Ну в нашем случае это все-таки не слух. Мы как новостное издание с этим регулярно сталкиваемся.

Знаете, есть такой Василий Гатов, который страшно не любит меня и газету «Известия», но он, в принципе, справедливый человек. Он всегда говорит: «Ссылки четкие? Скажите, когда мы что написали?».

«Известия» часто пишут новости по слухам на рынке, даже если их опровергают сами ньюсмейкеры.

А кто не пишет так? «Лента.ру» так не пишет?

Старается не писать. По крайней мере если есть прямое опровержение. Вот, к примеру, мы не стали писать по «Известиям», что Ксения Собчак пойдет работать на «Пятницу», поскольку и Собчак, и «Пятница» это опровергли.

Вы считаете, что она не пойдет? Я журналистам своим верю. То, что она будет там работать, — это вопрос решенный.

Это наша профессия — знать. Газета «Известия» и LifeNews — не копипастеры, мы не берем новости из агентств. Тут не ценится блестящий текст, тут ценятся новости, сенсации. Конечно, ошибки бывают. Я не могу сказать, что мы святые. Но это же журналистика, здесь идет охота за фактами. Иногда мы железно знаем, что какую-то тему специально откладывают, а через две-три недели, после того как мы ее написали, она выстреливает. Я даже знаю случаи, когда решение было принято и «Известия» писали о нем, а потом решение специально отменяли. Была нашумевшая история, когда должен был премьер-министр принять решение по переводу часов, «Известия» опубликовали — и это отменили вообще.

Чтобы подставить «Известия»?

Чтобы показать, что «Известия» не знают все. Я люблю, когда разговаривают фактами. Не просто говорят: «Вот, „Известия“ часто опровергают». По крайней мере нас должны опровергать больше, чем всех остальных на рынке.

У меня нет сравнительного исследования опровержений во всех СМИ, я говорю об общем настроении на рынке — что «Известиям» не доверяют куда больше, чем другим СМИ.

Вы говорите об общем настроении, правильно. Понятно, что оно такое. Вообще, проблема «Известий» в чем? На рынке считается, что газета, которая поддерживает власть, не может быть успешной. Но я постоянно доказываю, что мы поддерживаем национально ориентированный бизнес, поддерживаем президента страны, но при этом мы успешные, нас читают. И для других СМИ это, конечно, психологический момент. На рынке идет реальная борьба за деньги.

В бизнесе все сильно зависит от репутации, разве нет?

Поймите, моя репутация среди 200-300 подписчиков в фейсбуке меня не волнует. Мне нужно, чтобы меня любили читатели. У «Известий» их сотни тысяч, у «Лайфа» около четырех миллионов уникальных посетителей в среднем в месяц.

«Лайф» же понятно чем их берет — желтухой и расчлененкой.

А вы чем берете? «Лента.ру» чем берет?

«Лента.ру» никогда не опубликует половины тех новостей, которые публикует «Лайф».

Потому что у вас их нет. У вас нет агентуры, у вас не выстроена сеть. Вчера избили депутата, и LifeNews всю ночь этим занимался, работал, поэтому у нас есть фотографии. Я читаю «Ленту.ру» и хорошо отношусь к вашему главному редактору, но я этим никогда бы не занимался. Мне это просто по определению неинтересно. Мне интересно сенсацию раздобыть.

После вашего назначения в РСН и перемен на «Коммерсантъ FM» в медиасреде заговорили о том, что потихоньку начинается давление на радиорынок — его начинают лишать независимых позиций, подгонять под определенную идеологию. Вот Мария Комарова, которая теперь руководит «Коммерсантъ FM», раньше была вице-мэром Саратова по идеологии.

Так она суперпрофессионал. Я сегодня читал, что ее привел Володин. Это откровенный бред. Я тогда тоже связан с Володиным, потому что когда он был депутатом Государственной Думы от Саратова, он писал колонки для нашей газеты. Это был один из умнейших депутатов, один из немногих, кто понимал, что такое СМИ, и сотрудничал с ними. Может, Комарова с Володиным как-то знакома, но насколько я знаю, ее привел Иван Таврин.

Я не понимаю, как это — «привели» для того, чтобы закрутить гайки, когда говорят: «Арам Ашотович будет закручивать гайки». Все и так знают, что линия нашего холдинга — это равнение на государственно ориентированный бизнес, на людей, которые любят свою родину. Я всегда нашим говорю: «Патриотов всегда больше, чем людей, которые критично настроены к своей родине. Поэтому наш бизнес всегда выгодней, чем бизнес, который построен на критике».

Вы когда-то говорили про Суркова, что для вас счастье общаться с ним. А как складываются отношения с Володиным? Вмешивается ли он в редакционную политику?

У нас с ним нормальные, честные отношения. Конечно, я с ним общался, но он, как и Сурков, ни разу не вмешивался. Я знаю, как было в «Известиях» до моего прихода — здесь сидел человек от «Единой России» на должности замредактора. И ни одна заметка со словом «Единая Россия» не могла пройти, пока он ее не прочитает. В первый день, когда я сел, мой товарищ Костя Костин, который был замом Суркова, позвонил мне и сказал: «А где полосы, которые я должен прочитать?» Я говорю: «Какие полосы?» Он говорит: «Ну, как, какие? "Известия", политические». Я говорю: «А почему ты должен их читать?» Он говорит: «Так все время присылают сюда полосы. Вы че, блин? В Кремль. Мы читаем их, мы корректируем». С моим приходом никто ничего не вычитывает, я делаю свою работу.

Как вам кажется, власть довольна вашей работой? И волнует ли вас это?

Я не ориентируюсь на власть — у меня есть акционеры.

Близкие к власти.

Мне интересно, что думают акционеры. Они, за редким исключением, довольны.

Вы говорите, что не трогаете президента как отца нации. Но вот, допустим, ваши журналисты нарыли что-то про него.

Например?

Ну хоть про Кабаеву.

Ну это же все слухи.

Но вы же публикуете статьи по слухам — про ту же Собчак.

Про Собчак я знаю точно. Я сразу сказал, что открыто поддерживаю президента Путина. Я как другие себя не веду: в Кремле говорю, что люблю президента, а потом журналистам — ну вы же понимаете, нас заставили. Тогда мой журналист будет про меня думать: какой же он сука.

Интересно, как вы объясняете своим журналистам, за какие слухи браться, а за какие нет?

Конечно же, я с ними разговариваю, они, как и вы, задают мне вопросы. Вы что думаете, я кому-то говорю «Люби Путина»? Я просто говорю: предъявите Путину что-то конкретное. У нас в редакции был переломный момент, когда пошли слухи, что Путин где-то в Испании построил виллу. Я отправил туда корреспондента и сказал ему: все, что вы напишете, я опубликую. Он вернулся, рассказал, что виллу не нашел, но сделал вывод, что, скорее всего, этот слух был запущен для пиара.

Меня всегда воспитывали в почтении к отцу. Меня воспитывала бабушка, и в какой-то момент я спросил ее, в каком случае я могу ослушаться отца. Она ответила: «Если он тебе скажет, что Бога нет, если он скажет, что не надо любить свою семью, и если он скажет, что не надо любить свою Родину. Все остальное, что скажет тебе отец, — закон». Вот когда Путин — как президент и отец нации — эти три основополагающие вещи нарушит, тогда и поговорим.

Вас называют одним из главных медиамагнатов страны, Доренко сравнил вас с Гусинским. А не боитесь ли вы, что вас однажды постигнет судьба того же Гусинского? Медиамагнат в нашей стране — все-таки очень уязвимая позиция.

Я всегда боюсь. Моя бабушка мне все время говорила: психологически человек должен быть настроен так, что в любое время он может уйти с этой работы. Вот мои ребята мне говорят: а если с вами как с Доренко поступят? Я отвечаю: полное право имеют. Ничего не надо, просто по факсу прислать — уволить Габрелянова Арама Ашотовича. А какие у меня права? Они владельцы. Если я с этим не соглашаюсь, я и от своих сотрудников не могу такого требовать. Тогда весь принцип частной собственности нарушается.

Я не боюсь, что буду как Гусинский, потому что я не брал кредиты в Газпромбанке, я не шантажировал Газпромбанк. Но просьбы начальства я воспринимаю как приказ. И от своих сотрудников требую того же.

А если завтра начальство потребует поставить какой-то материал?

Если я буду видеть, что это угрожает бизнесу, за который я отвечаю, я, конечно же, поставлю в известность акционеров. Но если они будут настаивать, опубликуем. Они же собственники, имеют право.

И вы не уйдете после этого?

Если это будет нарушать те человеческие принципы, которые я назвал, я уйду.

А если вас захотят использовать в политической или бизнес-борьбе, не нарушая этих принципов?

Конечно, я могу сейчас изображать, что я честный, посмотрите на меня. Но это делают все. Это бизнес. Пока, бог миловал, у меня получается отстаивать свои принципы. Я понимаю, что это всегда компромисс. Когда кто-то говорит: вы владельцы, но я вот такой святой и я это делать не буду — это же просто дурь, гордыня. Может, такие люди и есть, но я в это не верю.