Родом из СССР

На прошлой неделе в Астане наша правозащитная организация Казахстанское международное бюро по правам человека и соблюдению законности и Equal Rights Trust (Фонд «Равные права») из Великобритании презентовали большой отчет о проблемах, связанных с дискриминацией людей в Казахстане по различным основаниям: возрасту, полу или сексуальной ориентации, социальному статусу, политической, религиозной или этнической принадлежности.

На презентации присутствовали представители ряда государственных органов, неправительственных организаций и эксперты.

В ходе весьма оживлённой дискуссии я задал представителям госорганов достаточно простой вопрос: «Является ли закреплённое у нас законодательно обязательное прохождение религиозной литературы до её распространения через религиоведческую экспертизу цензурой?».

При этом я, конечно, напомнил, что согласно пункту 1 статьи 20 Конституции Казахстана цензура запрещена.

К моему удивлению один из присутствовавших чиновников сначала сказал, что цензура — это запрет каких-то взглядов, а мы, дескать, ничего не запрещаем, а потом вообще «прикрылся» тем, что Конституционный совет РК не усмотрел в законе, содержащем такие условия, никаких противоречий с Конституцией.

Видимо, придётся напомнить, что «цензура» это латинское слово и считается, что ещё в Древнем Риме цензор следил за политической благонадёжностью граждан. В современном мире она означает систему государственного надзора за содержанием и распространением информации, печатной и иной продукции с целью ограничения либо недопущения распространения идей и сведений, признаваемых властями нежелательными.

Поскольку мы все, особенно наша власть, в той или иной степени родом либо физически, и/или пока, к сожалению, ментально из Советского Союза, то полезно уточнить, о чём идёт речь.

Цензура в СССР имела, главным образом, идеологический характер и её основными целями было недопущение «антисоветской пропаганды», «распространения буржуазных взглядов», да и вообще всякого там «инакомыслия». Главное было — предотвращение публикации и распространения любой «вредной» информации, причем как внутри страны, так и приходящей извне или выпускаемой из неё.

Эту важнейшую для Советской власти идеологическую функцию до 1986 года выполнял Главлит — Главное управление по делам литературы и издательств, созданное ещё в 1922 году.

Сотни, если не тысячи цензоров в газетах, журналах и издательствах бдительно следили за тем, чтобы в печать «просочилась» только идеологически выдержанная информация. Цензура являлась частью пропагандистской машины, бесперебойно работавшей до начала перестройки.

Это был разрешительный механизм доставки информации населению. А надстройкой над этим базисом возвышалась самоцензура. Когда каждый журналист, каждый писатель или режиссёр, учёный, чиновник или общественный деятель знал: что можно, а чего нельзя писать, читать и даже говорить.

Под одну гребенку

Конституции независимого Казахстана 1993 и 1995 годов, казалось бы, раз и навсегда, покончили с этим, запретив цензуру. И хотя отменить самоцензуру даже им было не под силу, сам факт существования такого запрета являлся огромным шагом к политическому многообразию и свободе выражения мнения.

И вот через 25 лет после объявления Декларации независимости и цели построения демократического государства и 20 лет после принятия Конституции с запретом цензуры я снова слышу аргументы о её пользе.

«А как мы ограничим поступление в страну „неправильной“ религиозной литературы без религиоведческой экспертизы?» — сказал один из представителей госорганов.

И из этого логического построения я понял, что рано или поздно к религиозной литературе добавится любая другая: научная, популярная, философская, беллетристика... И всё выпускаемое или доставляемое в страну надо будет подвергать экспертизе, а то как узнаешь, нет ли там чего вредного.

А за ними газеты, журналы, а потом — сайты и весь интернет и т. д. И вместо Главлита будет у нас в этом качестве «работать» Центр судебных экспертиз при Министерстве юстиции или группа экспертов при Комитете по делам религий Министерства по делам религий и гражданского общества. И обычные цензоры будут носить гордое имя — «эксперты».

Кто-то в нашей власти продолжает находиться в плену тоталитарного мышления, продолжает рассматривать народ, граждан как подведомственное население, за которым, как за малыми детьми, надо всё время присматривать, чтобы они что-нибудь не то не прочитали или посмотрели.

И поскольку они там наверху считают, что знают лучше нас, что правильно, а что неправильно, то они и будут заниматься нашим «воспитанием».

Им ведь без разницы: о ком идёт речь. О молодом человека или дедушке с кучей детей и внуков. О человеке с невысоким образовательным уровнем или обладателе нескольких образований и владельце нескольких языков. Все попадают под одну гребёнку. Товарищ эксперт определит: можно мне это читать или нет.

С такой перекошенной идеологической «крышей» демократическое государство не появляется по определению.

Экспертов не хватит

Попробую — на пальцах. Сначала появляется мысль, которую никаким способом контролировать невозможно. Потом рождается слово, исходящее из этой мысли, которое тоже никак не предупредишь, пока оно не сказано. И благодаря свободе слова и выражения мнения, можно, в той или иной степени, узнать: о чём человек думает.

И чем больше слова распространяются, тем лучше, потому что по миру «бродят» озвученные мысли, которые позволяют выбирать между хорошими и плохими идеями.

Могут ли быть злоупотребления словом: устным или письменным? Конечно, могут. Например, призывы к насилию или разжигание ненависти или вражды. И за них должна следовать и следует административная или уголовная ответственность. Или наши власти считают, что этого недостаточно?

Кстати, знаменитая поправка к Конституции США вообще лишила американский Конгресс права принимать законы, ограничивающие свободу слова или устанавливать ответственность за высказанное слово. Там просто увязали слово с действием и преследуют за конкретные поступки, в том числе спровоцированные языком насилия или ненависти.

Но зачем нам опыт США? Давайте хотя бы пользоваться опытом подавляющего большинства стран ОБСЕ, которые относятся к наиболее развитым странам. Помимо заботы о свободе слова, как важного элемента конкурентоспособного и устойчиво развивающегося общества, они руководствуются прагматическими соображениями.

Ни у какого государства не хватит ни финансовых, ни человеческих ресурсов содержать «армию» экспертов по проверке всей выпускаемой литературы. А с учётом того, что печатные издания всё чаще переходят в электронный формат и распространяются вне зависимости от физических границ государств, эта задача становится вообще неподъёмной.

Если высказано слово, призывающее к насилию или разжигающее ненависть или вражду, за это можно и нужно наказывать. И, кстати, для этого не нужны эксперты. Потому что, что это за призыв к насилию или разжигание ненависти, если без эксперта в этом нельзя разобраться?

Если выпущена книга, статья, журнал, которые содержат такой же язык, можно и нужно преследовать писателя, публициста, журналиста и даже издателя.

Но при этом при чётких критериях того, что понимается под «разжиганием ненависти» и при надёжных гарантиях защиты свободы слова и выражения мнения.

И, конечно, без дачи предварительных разрешений на то, чтобы что-нибудь сказать, написать или распространить, поскольку это называется цензурой.

В связи с этим, господа власть имущие, да и, наверное, значительная часть нашего общества, давайте как-то уже избавляться от тоски по цензуре, а то в век информации как бы не оказаться вообще на задворках Истории.

Источник: http://ratel.kz/outlook/neizbyvnaja_toska_po_tsenzure