Издательский дом «Коммерсантъ» в последнее время лихорадит. Только в марте 2013-го его покинули глава фотослужбы Эдди Опп, директор информационного центра Михаил Лукин, главред сайта Илья Булавинов и главный редактор радио «Коммерсантъ-FM» Алексей Воробьев. Эти отставки активно обсуждались в медиасообществе — в том смысле, что новые менеджеры ИД вместе с учредителем убивают бренд; да и сами уволившиеся писали о том, что «духа» прежнего «Коммерсанта» больше нет. «Лента.ру» поговорила с президентом «Коммерсанта» Дмитрием Сергеевым о происходящем в его компании.
Сергеев возглавил ИД «Коммерсантъ» в июне 2012 года. На этот пост его привел владелец «Коммерсанта», бизнесмен Алишер Усманов. Ранее Сергеев занимался развлекательным телевидением на посту гендиректора телехолдинга ЮТВ. Возможно, поэтому первым решением Сергеева на новой должности стало закрытие телеканала «Ъ-ТВ», о чем он ни капли не жалеет.
Массовый исход людей из «Коммерсанта» Сергеев считает весьма печальным событием, но не трагедией. «Вот есть большая семья, и если старший брат поехал жить к жене, то, естественно, люди переживают, это естественный процесс», — рассуждает менеджер. По его словам, стоит обратить внимание, что журналисты уходят не по политическим причинам, а на большую зарплату в государственный ИТАР-ТАСС. Сергеев также пообещал придумать, как мотивировать сотрудников, чтобы они не покидали «Коммерсантъ». В скором времени, заявил Сергеев, газета «Коммерсантъ» представит новый макет, будет перезапущен сайт, ждут изменения и «Ъ-FM».
«Лента.ру»: Когда мы договаривались об интервью, вы, видимо, в шутку сами назвали себя представителем «кровавого режима» в «Коммерсанте».
Дмитрий Сергеев: Конечно, я это сказал исключительно в шутку. Вы же сами все так говорите. Вот «кровавый режим» совсем распоясался и даже готов вам дать интервью. Я понимаю, что должность, которую я сейчас занимаю, связана с максимальной публичностью. По натуре я абсолютно антипубличный человек, но если меня таким образом, как это сейчас называется, троллят — ну, троллят и троллят.
Но вы себя не считаете представителем «кровавого режима»?
Нет, конечно.
Вы же догадываетесь, почему возникает такое мнение?
Я вообще не сторонник какой-то конспирологии, но есть цепь (не та, которая гребаная, а просто цепь) каких-то событий, связанных с «Коммерсантом», начавшаяся с увольнения Макса Ковальского с должности главного редактора «Власти» и всей этой истории, участником которой я лично не был. Потом уже реальные события начинают мифологизироваться, обрастать какими-то подробностями, толкованиями, трактовками.
Действительно, ситуация с уходом некоторых людей есть. Я не могу ее отрицать. Но можно найти звенья гребаной цепи в том, что в буфете «Коммерсанта» поменяется сорт булочек или морса, который там наливали. Если смотреть на вещи реально, по крайней мере, с моей точки зрения, то эта мифологизация основана на очень простой вещи: «Коммерсантъ» — это в очень большой степени не компания, а как бы такая семья. Очень многие люди работают по 20 лет, мужья, жены, бывшие мужья, бывшие жены и так далее и тому подобное. Люди, уходящие из «Коммерсанта», начинают делать заявления, и хотя я считаю эти заявления совершенно некорректными, но отчасти я их по-человечески понимаю. Когда ты в рамках семьи делаешь какой-то поступок — не очень правильный с точки зрения тебя самого, то в душе ты пытаешься его объяснить. Поэтому удобнее всего сказать: я ухожу не за высокой зарплатой в государственные СМИ, а ухожу от режима. Но если человек уходит в госструктуру, которая по определению вот в этой апологетике является олицетворением режима... Ну, тогда не надо «Коммерсантъ» так называть.
Это вы имеете в виду Булавинова?
Да. К размещению информации с его оценкой ситуации и того, что происходит в «Коммерсанте», отношусь как к некорректному, потому что в любой, особенно медийной структуре (и в «Коммерсанте» тоже) есть правило о необсуждении внутренних вопросов в публичном пространстве. По крайней мере в тот момент, пока человек там кем-то работает (по словам Сергеева, на момент написания поста Булавинов еще не подал заявление об уходе — прим. «Ленты.ру»). Тем, кто уже ушел и высказывает какие-то свои мнения, я не могу предъявить никаких претензий, это личная точка зрения каждого.
Но ведь Булавинов не о «кровавом режиме» говорил в этом посте, а скорее о том, что потерян дух «Коммерсанта».
Раз люди так это прочитали и просят комментариев на эту тему, значит, этот смысл там считывается. Смысл следующий: в «Коммерсанте» стало невозможно работать, он стал к кому-то лояльным или нелояльным.
А вы понимаете, что такое дух «Коммерсанта»? Вы же работаете в нем только с июня 2012 года, да и в общественно-политической журналистике раньше не работали.
Дух никуда не девался, и свидетельством этого является то, что у «Коммерсанта» аудитория и другие показатели не падают, а растут. И потом, я не уверен, что читатели «Коммерсанта» одновременно являются читателями постов на Фейсбуке. Это все-таки достаточно ограниченная медийная тусовка из нескольких сот, максимум тысячи человек.
Но то, что я считаю духом «Коммерсанта», — это несколько вещей. Первое — это то, что «Коммерсантъ» стал основоположником современной российской деловой общественно-политической журналистики. «Коммерсантъ» всегда был информационным, учил всех, кто туда приходит, работать с источниками, с фактурой, с материалами, готовить заметки, описывать новости. Это то, что я сказал при первом знакомстве с редакцией ИД «Коммерсантъ». Во-вторых, «Коммерсантъ» больше чем место, куда люди приходят работать, это место, где они в большой степени живут. Во всех смыслах этого слова.
Но когда уходят многие люди, которые там работали по 20 лет, то, конечно, в этом смысле дух «Коммерсанта» для них, наверное, утрачивается. Даже, например, моя жена, которая абсолютно не читает прессы, сказала, что слышала, что от нас уходит Эдди Опп. Вот есть большая семья, вот старший брат поехал жить в другой дом — естественно, люди переживают, это по-человечески нормальные переживания.
Но ушло-то около 15-ти человек! Бородина, Булавинов, Голикова, Воробьев, Солопов, Лукин, Кашин, Опп… Начать можно с Ковальского и Куцылло. Это было политическое увольнение?
Оно было задолго до меня, это увольнение связано с четко и прямо высказанной акционером позицией. На встрече с трудовым коллективом он высказал свою позицию. Я там не присутствовал, но, насколько я знаю, он посчитал совершенно недопустимым то, что было сделано. Я тоже считаю это совершенно недопустимым.
История старая, но она может и повториться — и вам придется что-то решать.
Ни одно из наших изданий не является желтой прессой. Если любое из наших изданий поместит имя любого человека, а уж тем более действующего политика, в одном контексте с нецензурными словами, то я прямо могу сказать, что тогда тоже буду говорить об увольнении.
Но это же не текст, а фотография, демонстрирующая отношение некоторой части людей к происходящему. Недавно на Красной площади была акция противников нового закона о прописке, они вышли с баннером «Пошли вы на х*й со своим законом о прописке», и в «Ленте.ру» новость была проиллюстрирована фотографией баннера.
Это невозможно просто потому, что вот это вот слово невозможно на страницах издания «Коммерсантъ». Согласитесь, «Лента.ру» и «Коммерсантъ» имеют разную аудиторию. «Лента» опережает «Коммерсантъ» по посещаемости в интернете, но я имею в виду по возрасту и статусу прежде всего. Есть такое понятие, как целевая аудитория.
И все-таки самоцензурой вы это не считаете? Это же информация, на чем и стоит «Коммерсантъ».
Я считаю, что «Коммерсантъ» должен быть респектабельным изданием. И я считаю, что респектабельное издание или респектабельный издательский дом ни в России, ни где-нибудь еще таких вещей делать не должен.
Совершенно другая история с «Коммерсантъ-FM». Те люди, которых вы перечисляли, безусловно, все профессионалы и талантливые люди. Но когда мы говорим о духе и о том, что «Коммерсантъ» больше чем просто компания и место работы, то люди, которые работали в разное время на «FM», все-таки до конца пока членами этой семьи не были. Мы сейчас будем это решать и будем объединять даже с точки зрения местонахождения все «коммерсантовские» ресурсы в одном месте, но изначально было так, что «FM» сидело отдельно. Радио внутрь «Коммерсанта» как издательского дома не было инкорпорировано. Другой фактор — то, что 26 июня (я помню дату, потому что это день моего рождения) я закрыл «Коммерсантъ-ТВ», а там работали очень многие люди — и там, и на радио. Кто-то не согласился с закрытием ТВ, потому что они хотели там самореализовываться, кому-то просто не нашлось места на радио, потому что работы действительно стало меньше. Но там-то точно никакой политики быть не могло, потому что это был телеканал анимированных картинок, с концепцией телеканала без звука.
В истории с ТВ главная претензия была в том, что закрыли проект, который существовал весьма непродолжительный срок, Вера Кричевская как раз представила новую концепцию, рано было судить о его неприбыльности.
Полностью с вами согласен, но только при одном простом условии: если существует бизнес-план, в котором описано, что пять или даже десять лет это будет убыточным, а потом это будет прибыльным. Но когда эта точка выхода на безубыточность никем не описана и каждым участником проекта принимается по-своему, то абсолютно очевидно, что такой проект нежизнеспособен. Когда «Коммерсантъ-ТВ» был создан, он был создан, как считалось, с прорывной концепцией телеканала без звука, без ведущих, без говорящих голов. Но потом оказалось, что это была ошибка — эта модель нежизнеспособна с точки зрения востребованности у рекламодателей. И когда уже после этого пришло понимание того, что нужно менять прайм-тайм, Кричевская представила свою концепцию, причем это, возможно, была классная концепция, но в нее нужно было вложить еще очень большие дополнительные деньги. Телеканал платил кабельным операторам большие средства за то, чтобы входить в кабельные сети, и при этом он совершенно не монетизировал аудиторию. Его рекламная выручка была долей после запятой относительно затрат. И она, самое главное, не имела перспектив к росту. Это было мое бизнес-решение.
Ходили упорные слухи, что и радио могут закрыть.
Нет, это совсем не так. Из тех проектов, которые были реализованы предыдущим менеджментом «Коммерсанта», успешным проектом я считаю как раз «Коммерсантъ-FM». Он был правильно запущен. Что-то нужно переделывать, чтобы больше отстроиться от конкурентов, у нас есть совершенно четкое понимание проблемных точек, того, что нам нужно качественное утреннее шоу, и так далее. Мы обязательно будем эти вещи делать. В этом году мы сделаем его безубыточным. И та редакция, которая там сейчас есть, сама внутри себя активно над этим работает.
Когда увольняли Воробьева, мне сказали, что решение было принято из-за разночтений с Усмановым и, например, из-за интервью с Лужковым, которое было за несколько дней до увольнения.
Что касается конфликта с Усмановым, то я уверен, что он даже не знал, кто это. Это не его уровня вопрос. Я могу сказать, что это вопрос действительно конфликта, но конфликта внутреннего, находящегося в личной плоскости — и не между мной и Лешей, а между Лешей и другим человеком. Я этот конфликт комментировать просто не хочу, но вы мне поверьте, что в эту историю вкладывать какой-то политический контекст совершенно точно не стоит.
Вообще, было три группы увольнения. Первая — старая команда и менеджмент, Демьян Кудрявцев и Андрей Галиев, которые к редакции никогда не относились, это менеджмент. Вторая — история, связанная с радио и ТВ, и третья группа увольнений действительно самая болезненная. Она вызвала самые большие эмоции, потому что кто-то из этих людей действительно проработал по 20 лет. Здесь история связана с тем, что все они ушли в ИТАР-ТАСС. Госструктура находится вне конкурентного рыночного поля. Сейчас они могут предложить те условия, которые никто на рынке предложить не может. Они играют вне рынка, имея государственные дотации. Соответственно, люди ушли туда на очень и очень хорошие, нерыночные условия.
Почему туда уходят люди из «Коммерсанта»? Наши люди просто самые профессиональные на рынке. В случае с сайтом «Коммерсанта», откуда ушли два подряд главных редактора, найдем решения — возможно, теперь и внешние. Но на место ушедшего Михаила Лукина поставили Кирилла Урбана. Он очень профессионален, был замом у Лукина. Потом ушел Эдди Опп, и его сменит Павел Кассин, который тоже очень давно работает в «Коммерсанте». Конкуренции мы можем что-то противопоставить. В ближайшее время сделаем ряд вещей, которыми будем сотрудников мотивировать.
Повысите им зарплату?
Нет, не повысим зарплату, а дадим им то, чего не может дать государственная структура, я не могу пока говорить — мы решим, будем ли мы это публично объявлять, но поскольку в «Коммерсанте», даже если ты решаешь это внутри, все равно это публично, то рано или поздно это станет публичным. Давайте поживем — увидим.
Понятно, что все ушли на большие деньги, но отчего именно сейчас все вдруг взяли и ушли на большие деньги?
Я снимаю шляпу перед ИТАР-ТАСС с точки зрения очень качественного хэдхантинга. Любая компания — медийная или немедийная — в случае если она может сманить людей и при этом еще и постараться ослабить своего конкурента, конечно, это сделает, если у нее есть на это ресурсы.
Я даже не помню таких примеров, чтобы одна компания, одно медиа взяло и переманило сразу троих крупных менеджеров. Если уходили, то командой из-за конфликта, как было на НТВ или в журнале «Итоги». Это всегда был конфликт, и тех, кто оставался, считали предателями.
Та ситуация, которая была в журнале «Власть», купировалась и сейчас вышла на поверхность. Тот журнал «Власть», который делался тогда, был в меньшей степени информационным и в определенном смысле был более, скажем так, антилоялен действующей власти. Мы должны обсуждать информационную журналистику не с точки зрения лояльности или нелояльности, а с точки зрения информационности. «Коммерсантъ» исторически всегда был силен теми принципами, которые закладывал Владимир Яковлев при его создании — принципами обычной информационной журналистики. Да, мы действительно стали более информационными. Я не считаю, что это стыдно.
Есть еще вопрос подачи. Необязательно писать, что Путин — нехороший человек. Но можно уделять большое или малое внимание «болотному делу». Вот в той же «Газете.ру» с уходом Котова сюжет «болотное дело» с главной страницы убрали.
Хотя бы вы сейчас не путаете Дмитрия Сергеева?
Нет, я не путаю.
А то мы уже, как это называют, человек-мем. Мы даже в Фейсбуке списались с тем Дмитрием Сергеевым, что надо бы уже наконец познакомиться, потому что нас уже все считают одним человеком. Что касается «болотного дела», то если вы почитаете последний номер журнала «Власть», то там есть материал о студентах, проходящих по этому делу, беседы с ректорами вузов, в которых они учились. Поэтому значимые события, если они есть, мы не можем не замечать.
Другое дело — мы должны их описывать, не спускаясь в оценки с предвзятостью. Многие СМИ на самом деле уходят в обратную крайность. Например, в один день происходит кризис на Кипре, скажем, катастрофа какая-то — и условный Илья Яшин вызван на очередной 118-й допрос. При этом тема Ильи Яшина превалирует над двумя другими. Но две другие, в моем понимании, с точки зрения всего контекста интересны гораздо большему количеству людей.
Полосу комментариев не собираетесь возвращать? По-моему, любая уважающая себя газета должна такую полосу иметь.
Здесь я немножко анонсирую какие-то вещи, но как раз при ремакетировании «Коммерсанта», которое будет в ближайшее время, эта полоса в том или ином виде вернется. И над этим редакция внутри «Коммерсанта» работает очень давно. Вы тоже поймите правильно, я занимаюсь стратегическими вещами. У «Коммерсанта» есть несколько основ его единственно возможной стратегии. Во-первых, «Коммерсантъ» есть и будет единственной общенациональной серьезной газетой.
А как же «Ведомости»?
Я к ней отношусь с огромным уважением, но она в очень большой степени — посмотрите все исследования — все-таки московская. Они вообще, кстати, ориентированы на несколько другую целевую аудиторию. В ней больше бизнеса, да и она по-другому пишет.
Так вот, «Коммерсантъ» — изначально бумажное медиа. Во многом интернет-медиа в нашей стране изначально построены на капитализации тем «Коммерсанта». В начале идет: «По сообщению газеты "Коммерсантъ"», а дальше перепечатывается почти целиком статья, это копипастинг. Сейчас та же «Лента.ру» перестраивает редакцию, уходит от этого, и все у вас идет хорошо. «Коммерсантъ» во многом должен еще научиться капитализироваться в интернете. Вы, как человек, работающий в интернет-издании, признаете, что макет очень сильно устарел. И у нас есть план, реализацией которого занималась сначала Лиза, которая потом, к сожалению, ушла. Потом к этому подключился новый человек Илья — он тоже ушел, но мы решим эту проблему и в течение этого года сайт перезапустим.
Второе и самое главное — что «Коммерсантъ» должен быть местом, где работают лучшие журналисты. Я не говорю, что они должны все работать там по 20 лет, они будут уходить, приходить, но там должна быть школа, которая их формирует, которая учит их правильной технологии работы с информационными темами. «Коммерсантъ» учится и в интернете тоже это монетизировать.
А третье — у «Коммерсанта» есть ряд возможностей для того, чтобы заниматься развитием разных сервисов. К примеру, у «Коммерсанта» есть дочерняя компания «Картотека», где после моего прихода «Коммерсантъ» вернул акционерный контроль. Это аналог интерфаксовского «СПАРКа». Рядом с нами есть дружественная телеком-компания «Мегафон», с которой мы работаем на рыночных условиях, но, тем не менее, нам проще туда принести какую-то тему, потому что ее гендиректор — председатель нашего совета директоров. Есть еще много тактических вещей, связанных, возможно, с какими-то партнерствами с западниками и с покупкой каких-то новых активов в России. Мы все это будем делать.
Вы сейчас сказали про возвращение журналистов. Был пост Оли Алленовой...
Cамое смешное, что в «Коммерсанте» очень большое количество людей уходило, а потом возвращалось. Тот же Михайлин уходил, был в том числе главным редактором «Газеты.ру», потом вернулся в «Коммерсантъ». При этом в «Коммерсанте» в силу большой семейности принцип отношения к увольняющимся людям был следующим: «Уходящий, уходи по известному адресу». Вы лучше меня знаете, что в информационной журналистике внутри редакций не принято стесняться в выражениях. Мне кто-то рассказывал, что Андрей Васильев на заявлениях об увольнении писал: «Смерть предателю!» Поэтому, когда еще первые люди начали увольняться, я, как человек совершенно другой, скажем так, корпоративной культуры, предложил встретиться и обсудить планы компании. На тот момент меня хотели отговорить это делать, но сейчас мы увидели сильную конкуренцию за головы со стороны государственных СМИ, так что будем предпринимать больше мер. Это была ошибка, которую я признаю, которую я, в частности, допустил.
И еще. Я вам скажу образно. Когда человек смотрит в зеркало, видит, что он обрюзг, потолстел, плохо выглядит, есть две модели поведения. Он может сказать: «Мне надо заняться спортом, поменьше пить, побольше есть здоровой еды». А может сказать: «Да это зеркало треснуло, вообще гадкое зеркало» — и от него отойти. До некоторой степени часть проблем, которая реально есть у «Коммерсанта», состоит в том, чтобы посмотреть на себя в зеркало и понять, что со своим собственным консерватизмом надо бороться.
Например, первая вещь, которую, придя в «Коммерсантъ», я предложил, — это переезд в новый офис. Я бы видел это как креативный офис, как, например, у интернет-компаний, скажем, как у «Яндекса». Предложение было встречено просто в штыки. Это пример того, что я называю консерватизмом. То есть «Коммерсантъ» действительно (еще раз скажу, это проблема не только «Коммерсанта», это проблема всей печатной прессы во всем мере) исторически очень и очень по бизнесу консервативен. Но сейчас я даже рад, что так произошло, я вам честно могу сказать, потому что это эскалировало какие-то вещи, которые давно витали в воздухе и которые давно надо было делать. Сейчас начнем их делать гораздо быстрее, вот и все.
Вот вы лично сейчас занимаете пост, который предполагает общение с администрацией президента. Вы общаетесь, например, с Громовым?
Я Громова видел один раз в своей жизни. Более того, я хотел бы его видеть чаще, и я считаю, что его чаще должен видеть Михайлин, потому что он является значимым информационным источником.
Вы же понимаете, что я говорю о консультациях с Кремлем по поводу заметок. Когда звонят и говорят, что вот так вот нельзя писать. Говорят, что иногда из «Коммерсанта» сами звонят и спрашивают: можем ли мы написать вот такую заметку.
Я, правда, не знаю, кто кому звонит. Мне никто не звонит. Если кто-то кому-то, как вы говорите, звонит и звонит при этом своему ньюсмейкеру — а что в этом такого-то?
Но я же не об этом говорю.
Я понимаю, что вы имеете в виду, я тоже присутствую в соцсетях и знаю всю эту позицию. Но я вам совершенно искренне говорю, что она в очень большой степени мифологизируется. Потому что это начинает обрастать какими-то совершенно безумными подробностями. Если бы даже условно упомянутый вами Громов звонил в газету «Коммерсантъ» по поводу каждой заметки, а СМИ в России много, то у него на это просто не хватило бы времени. Я думаю, что в основном это некая мифологема, которая существует в так называемой оппозиционной журналистике. Например, я видел рекламный ролик New Times, спродюсированный, по-моему, той же Верой Кричевской, — об уходе Виктора Лошака с поста главреда «Огонька». В нем Собчак пересказывала некую историю о том, что Громов отчитывал «Коммерсантъ» за появление Собчак на обложке журнала «Огонек». Я могу вам прямо сказать, что это абсолютная неправда, такого не было.
Газета «Коммерсантъ» никогда не консультируется с администрацией по поводу заметок? И не выполняет их просьбы?
Она общается с ней так же, как она общается с любым ньюсмейкером.
То есть никакого вмешательств в редакционную политику со стороны государственной власти нет?
Нет.
И не будет?
Пока не было. Поймите, ситуация следующая. Есть озвученная мной и акционером позиция: мы не хотим участвовать в реализации кем-то собственных политических амбиций. Мы занимаемся информацией. Вот, например, Олег Кашин ушел из «Коммерсанта». Я считаю, что человек, который пишет о политике, не должен быть действующим политиком. Так же, как человек, который состоит в РНЕ, не должен писать про арабо-израильский конфликт. Есть пропагандизм разного рода, да — мы пропагандизмом не занимаемся.
Считается, что Кашина вообще выживали из «Коммерсанта» как могли.
Я за последнее время не видел ни одной его заметки, видел две-три заметки чуть ли не за год. При этом я видел где угодно еще огромное количество заметок Кашина. Можно говорить, как он — «мне просто Михайлин не заказывал статей, а я их не делал». А можно говорить, как говорит Михайлин — «ты спецкор, ты должен был сам приносить темы». Если Глеб Черкасов, отвечающий за политику заместитель главного редактора газеты, вступит в партию «Единая Россия», я буду считать это неправильным. Но если бы Олег писал о спорте, то какая разница, в каком он состоит политическом движении?
Но вот вы сказали, что вам не звонят из администрации, а если позвонят и скажут не писать больше об условном дворце Путина в Геленджике?
К сожалению, не звонят. Хотя я был бы рад, чтобы звонили. А позвонят — скажу, что им нужно обратиться к главному редактору. А главный редактор посмотрел бы, что это за вопрос, и если там есть сюжет, то надо об этом писать, а если сюжета нет — писать не надо.
А если Усманов позвонит?
Я как раз с Усмановым общаюсь, потому что он наш акционер. И он ко мне тоже с такими вопросами не обращается. Я считаю, мнение акционера по каким-то вопросам надо уважать. Если есть какая-то история, а он крайне информированный в вопросах экономики, бизнеса человек, то что постыдного, что мы узнаем его мнение и упомянем?
«Коммерсантъ» будет придерживаться прямо озвученной (в том числе редакцией) позиции акционера. А он говорил, что да, он является последовательным сторонником Путина. Но он как владелец «Коммерсанта» в редакционные вопросы вмешиваться не будет. Единственное, о чем он попросил менеджмент и редакцию, — это заниматься информационной журналистикой, а не пропагандистской.
Статьи Колесникова про Путина недостаточно информационные, на мой вкус.
Вы знаете, что Колесников — это отдельный жанр совершенно, это просто как жанр под названием «Андрей Колесников».
И это не выходит за рамки концепции информационности?
Он очень популярен в «Коммерсанте» и существует очень давно, и пока у Андрея будут силы и желание этим заниматься, мы будем это делать. Это очень популярно, в том числе по посещаемости на сайте, по тем же самым перепостам. Вот, например, на радио есть авторские колонки, и там есть и Колесников, и, кстати, довольно оппозиционно настроенные Стас Кучер и Дмитрий Быков.
Прибыль «Коммерсанта» в 2011 году была 2,5 миллиарда рублей, а сейчас сколько?
Порядок по выручке правильный, да. Сейчас она больше. Потому что время прошло — и она росла. На самом деле, когда я пришел в «Коммерсантъ», то думал, если честно, что принт у «Коммерсанта» гораздо менее маржинален и гораздо менее успешен как бизнес.
А сама газета тоже прибыльна или нет?
Да.
После того, как «Коммерсант» проиграл конкурс на публикацию объявлений о банкротствах, были существенные потери .
У проекта банкротства есть и затраты, потому что это в буквальном смысле слова очень тяжелый номер, его дорого распространять и печатать. Во-вторых, мы этот контракт пока не потеряли, прошел конкурс, который выиграла «Российская газета», мы были сняты с этого конкурса по незаконным, как мы считаем, основаниям, мы сейчас оспариваем это все в судах. Забавно, что, как вы говорите, лояльный полностью власти «Коммерсантъ» судится с этой властью. Но даже без банкротств «Коммерсантъ» прибыльный кроме нескольких проектов.
Каких?
Например, «Коммерсантъ-Украина». Несмотря на то что это самая популярная на Украине деловая газета, там есть проблемы с поделенным местными олигархами рынком в целом. Рекламный рынок очень маленький, но медийка очень сильно разогрета с точки зрения зарплат и затрат, поэтому практически все там глубоко убыточно.
То есть будете закрывать?
Нет, есть такие убыточные проекты, которые мы закрывать не будем, просто потому что они имиджево для нас очень важные. Это самая крупная на Украине деловая газета, единственная. А тот же Citizen K был, никого не хочу обидеть, просто одним из массы российских журналов.
Вы всю жизнь занимались совсем другими вещами. Тяжело было принять решение пойти в «Коммерсантъ»? Или просто Усманов приказал?
Во-первых, это было, безусловно, очень лестное для меня предложение Алишера Бурхановича. Во-вторых, я с очень большим уважением отношусь к его предложениям. А в-третьих, для меня лично это большой челлендж. И в этом плане, повторюсь, что ситуация бурлила, бурлила, бурлила, взорвалась, и это на самом деле очень хорошо. Потому что сейчас у нас уже как бы есть возможность и преодолеть собственный консерватизм, и начать наконец делать какие-то вещи, которые давно назрели, в результате чего мы сделаем «Коммерсантъ» сильнее, а не слабее. Так что мы принимаем бой!
Internews Kazakhstan
