В начале 2013 года российское подразделение Google возглавила Юлия Соловьева. Кандидата на эту должность компания искала больше полугода. Получилось так, что приход Соловьевой совпал с началом активного регулирования российского сегмента Сети. «Лента.ру» поговорила с главой Google-Россия о специфике работы в новых условиях и о том, какие цели крупнейшая интернет-компания планеты ставит перед собой в крупнейшей стране мира.
«Лента.ру»: Давайте начнем с вопроса о том, какая роль отводится России в компании Google. Какие задачи ставятся перед российским подразделением?
Юлия Соловьева: Россия для Google является одним из самых важных приоритетов в первую очередь потому, что здесь живет огромное число людей, которые используют интернет для получения информации, решения частных и деловых задач. Кроме того, Россия показывает колоссальные темпы роста как рекламный и потребительский рынок, и, конечно же, для Google это важно. Если посмотреть на перспективы России, то, по оценкам аналитиков, в 2016 году мы будем входить в топ-7 мировых рынков по размеру рекламного «пирога». При этом у нас особая конкурентная ситуация по сравнению чуть ли не со всеми остальными регионами.
Вы имеете в виду наличие крупного местного поисковика?
Да, и вообще наличие крупных локальных бизнесов. Есть еще «ВКонтакте», «Озон» и другие крупные интернет-компании. То есть Россия на самом деле отличается тем, что на каждого крупного глобального игрока у нас есть свой местный ответ. Эти компании сильные, они пользуются популярностью, и в этом отношении Россия — очень особенная страна. Поэтому сейчас важно не только продвигать Google в России, не менее важно рассказывать о России в Google.
На ваш взгляд, нет ли какого-то лага? Допустим, если бы Google осознал такую концепцию несколько раньше, не было бы таких сильных местных игроков?
Сейчас Google очень четко понимает, что локализация и вывод на рынок продуктов сразу во многих странах — необходимость для нормального существования компании. Если мы посмотрим на обновления таких продуктов, как Google+, Google Play, YouTube, то, по сути, они запускаются одновременно во всех странах или временной разрыв между запусками минимален. Это значит, что компания тоже учится по-другому относиться к своим бизнес-процессам, выстраивать их так, чтобы международная часть компании была задействована по максимуму. И моя уже задача — чтобы Россия была в первой линейке стран, в первом ряду.
Вы имеете в виду одновременный запуск продуктов и сервисов в России и других странах...
Ну, он не будет всегда одновременным, потому что понятно, что все равно компания будет тестировать какие-то продукты изначально в Америке. С другой стороны, этот тест позволяет нам получить более совершенный продукт. И даже этот временной разрыв сокращается. И я считаю, что очень часто Россия имеет все предпосылки для того, чтобы быть в первой линейке стран, где после Америки будут запускаться новые продукты.
Еще одна вещь, которая способствует быстрому запуску новых продуктов — это то, что логистическая цепочка не такая сложная. В России достаточно консолидированный рынок с точки зрения ритейлеров или, например, телеком-операторов, с которыми можно выстраивать партнерские отношения. В отличие от других регионов, где рынок менее развит, где есть 250 маленьких игроков, которые работают каждый на своем региональном рынке, как, например в Индии.
К вопросу о том, чтобы продвигать Россию в Google. Получается, что есть некий имидж страны, который так или иначе воспринимается за ее пределами. Как вам кажется, то, что сейчас происходит в интернет-отрасли в России, с точки зрения не только бизнеса, но и законодательства, — это положительно или отрицательно влияет на имидж?
Я считаю, что одна из задач местного офиса — это роль правильного переводчика. Не потому что есть плохой имидж, а потому что есть определенный уровень сложности, то есть: «Ой, там так сложно, мы туда не пойдем». И наша роль — во-первых, развенчивать этот миф, и во-вторых, показывать реальную ситуацию нашим коллегам из глобального Google.
Поэтому я рада, что в этом году в Россию приезжало большое количество коллег из штаб-квартиры Google, которые смогли все увидеть своими глазами. Общее впечатление, которое у них было о России, особенно у тех, кто никогда не был здесь, — это то, что уровень диалога, уровень стратегического мышления, который они видят и в нас, и в наших партнерах, и вообще в амбициях России, несопоставим с тем, что они ожидали. И значит, на самом деле часть работы уже сделана. Некоторые просто не хотели уезжать.
Хорошо, а по личным ощущениям. Вы меньше года работаете...
Восемь месяцев.
На этот период как раз пришлось начало активного госрегулирования в российском интернете. Труднее стало работать интернет-компании?
В чем-то стало сложнее, потому что сейчас идет активная пора написания законов. На самом деле концептуально регулирование — это неплохо. Вопрос в том, чтобы правила игры были понятными и справедливыми и, защищая одних, не ущемляли права других. Но в чем-то стало и легче. В те времена, когда интернет не регулировался, он был очень маленьким бизнесом и, в принципе, мало кого интересовал, поэтому выстраивать партнерские отношения и зарабатывать деньги было тяжелее. Сейчас интернет — важная часть экономики, вносит все больший вклад в ВВП страны, что во многом делает нашу жизнь легче.
Как влияют на положение Google в России его американские корни? В связи с общей риторикой властей и в свете шпионских программ. Депутаты очень озаботились сохранностью персональных данных, одно за другим идут обращения в прокуратуру на Facebook, Apple. Как, Google вовлечен в это?
Мы регулярно встречаемся и с сенатором [Русланом] Гаттаровым и с другими участниками процесса. И речь идет не только о российских менеджерах. Например, мой начальник два месяца назад встречался с ними, собирается опять приехать осенью, то есть мы находимся в диалоге. У Google есть своя позиция по этому вопросу, мы ее высказываем на всех уровнях. Другое дело, что мне кажется, многие люди, которые борются за сохранение персональных данных, до конца не понимают, что же они ищут и что они хотят найти.
Что касается позиции, Google был в числе компаний, которые летом выступали против антипиратского закона — в том виде, в котором он принимался. Вы можете предложить механизм более удачного регулирования?
Мы выступали не против закона. Мы абсолютно точно за защиту прав в интернете и за законный контент, за то, чтобы правообладатели зарабатывали на том контенте, в который они вкладывают деньги и который создают. Вместе с тем мы выступали, в частности, за необходимость включения в положения закона обязательного механизма досудебного урегулирования. Такой подход уже много лет использует YouTube, и это работает успешно. При этом мы воспринимаем правообладателей как партнеров и даем им возможность контролировать копии своего контента на YouTube: они могут убрать контент, нарушающий их авторские права, но, если они хотят, они могут на нем и заработать. И на самом деле это давно уже действующая бизнес-модель и на Западе, и в России.
Нас также беспокоит тема премодерации. Во-первых, на таком массиве данных это может быть просто невозможной задачей, которая разрушит интернет-отрасль, а во-вторых, возникает вопрос, кто тот человек, который принимает решения. Кроме того, в законе не предусмотрена возможность диалога со стороной, разместившей контент, в то время как процедура контруведомления, которую мы применяем, дает возможность избежать ошибочных блокировок и пресечь недобросовестную конкуренцию.
Еще одна тема, которая нас волнует, и думаю, не только нас, — это техническая IP-блокировка, потому что в этом отношении есть опасность «выплеснуть с водой и ребенка», в то время как использование указателей отдельных страниц — URL — позволит эффективно бороться с нелегальным контентом и не навредить при этом развитию интернета. А так мы, в принципе, очень активно сотрудничаем в поле законодательного творчества для того, чтобы донести свою точку зрения. Август месяц показал, что закон исполняется в довольно спокойном режиме.
То есть у вас нет ощущения, что вас оттирают от принятия решений, и, наоборот, есть ощущение, что ваши предложения выслушиваются?
У нас есть ощущение, что есть диалог. Мы пытаемся донести свою позицию, что-то учитывается, что-то не учитывается. Видите, закон принят, но диалог продолжается. Это значит, что, в принципе, нас — не только Google, но и вообще интернет-отрасль — услышали. Потому что мы достаточно громко высказывались о том, что ряд положений закона могут нанести вред развитию интернета. Как пойдет дело дальше? Будем надеяться, что конструктивно.
Мне кажется, что мы, как любой подросток (а интернет все-таки проходит такой подростковый возраст), должны затратить какое-то количество совместных усилий для того, чтобы договориться о правилах игры. Чтобы не получилось так, что правообладатели хотели избавиться от нелегального контента и случайно убили интернет.
Как вам кажется, какие задачи сейчас стоят перед интернетом в России? Как должно идти его развитие?
Мне кажется, то, за что должен стоять весь интернет, — это все-таки открытые платформы. Чтобы все наши продукты и услуги позволяли людям качественно менять свою жизнь к лучшему. Поэтому любые инициативы, которые останавливают это движение навстречу пользователю, потенциально вредят отрасли. Если люди будут широко пользоваться различными продуктами, то продукты будут привлекать рекламодателей, да и пользователи, вполне возможно, будут готовы платить за какие-то услуги. И это все будет двигать отрасль, потому что будут деньги, на которые можно будет продолжать развиваться, вкладываться в разработку новых продуктов и услуг.
А что касается российской географии? Развития интернета в регионах?
У нас было много успешных кампаний в регионах. Успешных социально, именно потому, что эти проекты были направлены на то, чтобы продвигать идеи интернета, а не идеи Google. Нам очень важно, чтобы люди перестали бояться интернета и четко понимали, что это такое.
Чтобы дети с самого раннего возраста или пенсионеры, которые, как моя мама, начинают пользоваться YouTube и Google+ и всеми остальными радостями, не становились жертвами мошенников, например. Мы реализовали проект по использованию цифровых технологий для повышения туристической привлекательности Костромы, поддержали чемпионат по интернет-поиску среди людей старшего поколения в Ульяновске, создали академию для учителей, совместно с правительством Нижегородской области издали книгу по обучению работе в интернете.
В какой-то момент мы поняли, что инициатив много и на все не хватает рук. И мы собрали лучшее, что мы делали в России, посмотрели на международную практику, изучили похожие примеры в Индии, в Египте, в Израиле, и объединили все это вместе в программу которая называется «Вперед, вместе с Google!» Это такая программа, когда мы приезжаем в регион на две недели и работаем с разными слоями общества: с государством, с малым и средним бизнесом, с учителями и школьниками, с разработчиками и пользователями. Рассказывая им доступным языком об интернете, о продуктах Google, о том, как, используя интернет, поменять свою жизнь и в личном плане, и в плане бизнеса.
Есть много безумно вдохновляющих примеров, когда люди, используя технологии, открывали собственный бизнес и сейчас имеют 12–15 миллионов лояльной им аудитории. Притом эти люди могут жить в маленьком городе, а присутствие иметь мировое. И вот такие примеры мы хотим донести до как можно большего количества людей.
Важно, что Google хочет видеть себя не просто американской компанией, а международной и даже российской. И мы надеемся, что этой программой мы подтвердим свое намерение на деле. Мы сами в это верим и хотим, чтобы верили наши пользователи. Многие наши усилия имеют сильную региональную направленность. Например, только в этом году мы запустили карты более 150 городов России, панорамы улиц 200 новых городов, пробки и маршруты общественного транспорта для десятков городов.
Есть какой-то план по сервисам, которые в ближайшее время будут запускаться в России?
Мы предпочитаем сначала делать, а потом рассказывать об этом. Вот хотим сейчас привезти в Россию Chromebook. Вообще, одна из интересных тем, которая у нас сейчас на повестке дня, — это возможность продаж оборудования и различных устройств Google в России — то есть каким образом и когда будут приходить в Россию все эти «Хром-буки», «Хром-касты», Nexus и Motorola. Я не могу сейчас сказать, когда это произойдет. Но это то, что сейчас активно обсуждается.
Но корпоративной лояльности нет? (на столе рядом с Соловьевой лежит айфон, ее коллега из пресс-службы пользуется «макбуком» — прим. «Ленты.ру»)
На самом деле Chromebook у меня есть. Я могу его вам показать. Просто, так как он еще не сертифицирован в России, я не могу его подключить. Единственное, от чего я пока не могу отказаться, — от «айфона». Но я работаю над этим, у меня два телефона, второй — «андроид». Потому что это тоже дело привычки.
Есть какая-то российская специфика, которая определяет успешность того или иного гугловского продукта? Понятно, что Gmail — довольно популярный почтовый сервис в России. При этом Google+ — пожалуй, не самая популярная соцсеть.
Ну, вы знаете, мне кажется, что это не особенности нашей страны. Есть разная динамика, потому что очень часто, если у тебя нет преимущества первопроходца, то ты приходишь уже на другую поляну. А вспомните, как было с Chrome, когда он запускался пару лет назад уже на очень-очень тесном пространстве браузеров.
Ну, Chrome — пример удачного старта.
Я вам как раз и говорю. Но на этапе, когда Chrome запускался, мало кто верил в это. А оказалось, что сейчас он занимает ведущие позиции. Поэтому так же и G+, я, наверное, дала бы ему какое-то время на раскачку.
Последний вопрос. Google Glass в России появится?
Нам, конечно, хочется, даже просто как пользователям. Надеемся, что будет — я просто не знаю, когда. Google Glass как устройство зависит от приложений, которые под него написаны, и поэтому Google сейчас достаточно активно работает над тем, чтобы заинтересовать разработчиков писать приложения под Google Glass. Я уверена, что когда будет создана такая экосистема, Google Glass станет так же привычен, как сейчас телефоны на базе Android. Это будет другой метод использования оборудования, но идея останется та же самая — сделать повседневную жизнь людей проще, чтобы у них было больше времени на то, что действительно важно.
