10 октября 1993 года в российском эфире начала вещание первая негосударственная телекомпания — НТВ. За 20 лет НТВ пережила драматичную смену собственника, раскол журналистского коллектива, периоды громких побед и оглушительных репутационных потерь. Свою личную историю работы на НТВ обозревателю Арине Бородиной рассказывает журналист Павел Лобков, проработавший в телекомпании со всеми генеральными директорами НТВ.
- Вы единственный, кто, работая на НТВ с первого дня, дважды уходили и снова возвращались в телекомпанию. Почти два года назад ушли совсем. Вы работали со всеми генеральными директорами НТВ: Игорем Малашенко, Олегом Добродеевым, Евгением Киселевым, Борисом Йорданом, Николаем Сенкевичем, Владимиром Кулистиковым. Для вас 20 лет НТВ что-то значит?
— Ничего не значит.
- Вообще ничего?!
— Нельзя два раза вступить в одну и ту же воду, но можно два раза вступить в одно и то же дерьмо. Поэтому каждое возвращение на НТВ — это было совершенно другое НТВ. Это была другая телекомпания, с которой мы, когда я возвращался, заключали некий компромисс, звучавший так: я вам материал на кассетах, а вы мне — зарплату на карточку. Минимум личных отношений, минимум дружб, коллективных действий.
- То есть НТВ исполняется 20 лет, а у вас ничего не екает?
— Не подниму тост ни за здравие, ни за упокой НТВ. Сейчас это совершенно другая компания со своими ориентирами, очень далекими от того, что было 20 лет назад. Это было не революционно, а эволюционно…
"Мы не шли в новостях по повестке дня"
- 20 лет назад от кого вы впервые услышали, что создается такая телекомпания? Кто предложил вам поработать на НТВ?
— Еще летом-осенью 92-го года меня нашел Леня Парфенов и сказал, что может появиться новая интересная работа. Я в то время был на стажировке в Америке на канале FOX. С Леней мы давно были знакомы. И он сказал, что есть большие планы. И уже летом 93-го я узнал про Владимира Гусинского. Что он может дать денег, что Малашенко, Киселев и Добродеев хотят сделать новую телекомпанию, в которую уже приглашены работать Парфенов, Миткова, Осокин… Когда компания была создана, почти сразу пошли разговоры: "Нам нужен Питер". Потому что, как вы помните, первые полгода примерно НТВ выходило на пятой кнопке. Вещание велось из Санкт-Петербурга. В этом активно участвовал и помогал НТВ Анатолий Собчак, и, видимо, активно участвовал Путин.
- Я никогда не слышала о том, чтобы Владимир Путин участвовал в организации начала вещания НТВ?
— Путин тогда был вице-мэром. Думаю, не мог не участвовать. Просто нынешний президент в те времена не особенно был в публичном поле.
- Кто вам лично сказал: "Паша, ты нам нужен на НТВ, ты будешь работать в Питере"?
— Это, как и в первый раз, сказал мне Парфенов. Потом я съездил на один день в Москву. Приехал в здание бывшего СЭВа на Новом Арбате, где тогда был офис Гусинского, чтобы поговорить с Игорем Малашенко и Олегом Добродеевым. Беседа продолжалась всего пять минут. А поскольку я приехал недавно из Америки, то уже понял, что больше и не надо. Разговор пяти минут был очень важным для меня, но коротким по сути: "Вот это можешь?" — "Могу!"- "Вот эти сферы надо! Знаешь?" — "Знаю". Примерно так.
- И тогда тоже сработал ваш принцип: я вам сюжеты — вы мне деньги на карточку?
— Нет, нет, что вы! Это все-таки совсем другая ситуация. Тогда у меня, как и у всех на НТВ, был абсолютный энтузиазм. Всем очень хотелось получить возможность начать работу на новом телеканале, не зависеть от государства. НТВ — это же был абсолютный прорыв!
- А Гусинского вы когда впервые увидели лично?
— Через год или даже может быть два. Когда мы устраивались на работу на НТВ, он в тех разговорах участия не принимал. Но мы знали, что где-то здесь, в таинственных коридорах, сидит таинственный магнат, у которого куплено полстраны…
- Что было самым запоминающимся вот в эти первые месяцы работы НТВ?
— Со связью тогда смешно было. Мобильных же телефонов не было. И темы мы с Олегом согласовывали по домашним телефонам. Репортажи, тексты, все с ним по домашнему телефону. Мы все звонили друг другу домой. Митковой — домой, Осокину — домой… Почты электронной тоже не было. Факсы слали с текстами. И мне звонили домой. Я сейчас уже даже не представляю, как мы так работали. И ведь не ощущали.
- Вы стали руководителем бюро НТВ в Питере?
— Да, но я совершенно не умел делать никакие финансовые отчеты. А нужно же было получить банковский счет, в налоговой инспекции зарегистрироваться. Я думал: боже мой, как я с этим со всем справлюсь? Мне 26 лет было. А тогда люди взрослели очень медленно. Это сейчас к 20 годам они уже все знают, а тогда — нет… Интернет людей перевернул. А у нас даже телефоны дисковые были.
- В первом выпуске, который вышел 10 октября 1993 года в 21.00 на НТВ, вы работали?
— 10-го вышли "Итоги", я не работал. Они же переверстали весь выпуск. Зачем я им нужен был из Питера, если все происходило в те дни в Москве? Почти весь выпуск же был про события 3 октября, про расстрел Белого дома и попытку захватить "Останкино". Ребята ползали под пулями.
- А кто тогда от НТВ работал в Белом доме, помните?
— Володя Лусканов, Саша Герасимов. Их точно помню. Марьяна Максимовская, мне кажется, там работала. Наверное, кто-то еще, конечно. Но время стирает эпизоды. А вот 11-го, в выпуске уже был мой репортаж.
- Про что снимали?
— Какая-то фиговая экология в Питере, что-то в этом духе. Я тогда, как и все мы, много работал. Делал репортажи и в "Сегодня", в "Итоги", в парфеновские "Намедни". Кроме Питера на мне была вся Прибалтика, а там событий в те годы было много. Мы везде ездили. Если после съемок можно было вырваться на два часа на пляж, это было большим счастьем. Потому что шесть материалов в неделю, плюс "Итоги" и плюс "Намедни". Но тогда меня хватало на все. Очень хотелось работать.
- Что для вас было самым главным в первые годы на НТВ?
— Я бы сказал так: другое отношение к власти и другой подход к информации. Сейчас это смешно говорить, но мы не шли тогда в новостях по повестке дня, которую формировал условно "Интерфакс" или ТАСС. У нас было все свое. И бытовуха, и криминал, и светская жизнь, и политика, конечно. Политики было много. Но не той паркетной, к которой все привыкли на госканалах. А другой. С интригой в том числе. Выпуски были большие, туда шло все. Потом, когда уже мы начали вещание в Москве, появилось два выпуска: "Сегодня" в 19.00 и в 22.00. В одном выпуске мог быть у меня один репортаж, а в 22.00 он уже был совершенно на другую тему. У нас в Питере были конкуренты с ОРТ и РТР. Надо сказать, тогда это были совсем замшелые бюро. Они рассказывали примерно так: что-то там сошло со стапелей Балтийского завода или таможня перекрыла поставки нелегального цветного металла в Эстонию. Государственная повестка дня. А мы расследования какие-то выдавали, копали все время чего-то… Полным ходом шла приватизация в Питере. Гостиницы, порт. Все переходило в частные руки. Тогда об этом рассказывать в эфире могли только мы.
"И вот был Олег Борисович Добродеев"
- В каком году вы переехали из Питера в Москву?
— В 1995-м. Я хотел поехать работать в Чечню. И Леня опять-таки сказал, что хватит работать в Питере, пора переехать уже в Москву. Я приехал и продолжал заниматься всем.
- А в Чечню вы работали, когда уже шла первая чеченская война?
— В январе 1995-го и поехал. В том году я ездил в командировки раза четыре или пять. В 1997-м я ездил к Аслану Масхадову, были и другие поездки.
- На своей работе вы ощущали какие-то установки руководства НТВ во время первой чеченской кампании? Говорили вам, как надо снимать, что показывать, а что нет?
— Установка у Олега была одна: нужна ротация. Чтобы мы работали и на одной стороне, и потом на другой. Чтобы нигде мы не были своими, нигде не были чужими и сильно нигде не приручались. В этом была политика Добродеева.
- С ней на НТВ все были согласны?
— Не все. У нас среди корреспондентов были люди разных взглядов. Кто-то просто выполнял свою работу репортера. Но были и ультрапатриоты, и те, кто откровенно симпатизировал ичкерийцам.
- Вы считаете, что личные взгляды корреспондентов находили отражение в репортажах НТВ?
- Порой да.
- А как Добродеев на это реагировал?
— Когда в эфир за один вечер идет пять материалов из Чечни, все как-то микшировалось, и автоматически баланс все равно сохранялся. Был у нас один корреспондент на НТВ, не буду называть его фамилию. Но мы над ним все время смеялись, потому что он делал репортажи из Чечни в стилистике, про которую мы шутили: "Идут ветераны, болят у них раны". Ну уж совсем патриотические он их выдавал в эфир. Например, иногда в его материалах мог быть такой текст: "Коробочки все темное время работали по зеленке". А Олег был чрезвычайно чувствителен к стилю! Он все время говорил: "А нельзя просто сказать: "Танки всю ночь стреляли по кустам"?
- Сейчас, 20 лет спустя, можете сказать, Добродеев тогда на НТВ действительно создал уникальную информационную службу?
— Олег — архитектор.
- Говорят, на НТВ того времени его почти все боготворили, кто-то вообще воспринимал как отца. Так было?
— Боготворили многие, да. А вот как отца его как раз воспринимали в основном те патриотически настроенные люди. Такие обычно вообще патриархально мыслят. Для них учитель — это учитель. Для меня Олег был очень важным научным руководителем, я бы это так определил. В моей жизни были научные руководители, которые во многом определили мое развитие: профессора-биологи Сергей Георгиевич Инге-Вечтомов, Алексей Сергеевич Мальчевский. И вот был Олег Борисович Добродеев. И он ничем не отличался в этом ряду от моих научных руководителей в профессии.
- Мне очень от разных людей приходилось слышать про то, как сотрудники НТВ реагировали на Добродеева. Кто-то был готов, если Олег скажет, прыгнуть даже с пятого этажа, кому-то необходимо сразу после эфира видеть его глаза, кому-то нужно было с ним обязательно поговорить о репортаже… Это так?
— Абсолютно. Конечно, реакция Олега была очень важна! Когда я в университете делал какую-то работу, мне мой научный руководитель делал замечания… Без них ты не мог развиваться дальше. Мнение научного руководителя часто самое важное из всех других, кто тебя окружает.
- В 1997-м вы стали вести программу "Герой дня". Кто предложил?
— Добродеев и предложил. Ведь НТВ развивалось постепенно. Это сейчас каналы развиваются все сразу. На НТВ сначала были только новости и фильмы. Потом от новостей стало оставаться много материала. В 97-м, по-моему, начался цикл "Профессия-репортер". Уже не помню, кто придумал его — Кулистиков или Добродеев. Появился "Герой дня". Олег предложил мне стать ведущим. Потом его вели Кулистиков, Женя Киселев, Леня Парфенов. А потом пришла Света Сорокина, и программа уже стала абсолютно ее.
- По итогам 1997 года вы получили ТЭФИ как лучший репортер. Так сложилось, что с 1995-го, с первой премии ТЭФИ, репортеры НТВ чаще других признавались лучшими. Тогда для вас ТЭФИ много значило?
— Я спокойно отношусь к премиям. И не верю в сообщество людей, организовавшихся для вручения чего-то. Ну, есть и есть премия. Приятно, конечно. Не более того. Кстати, один из тех, кто со мной тогда был в одной номинации, сейчас сидит в Госдуме от "Справедливой России". А вот вторая премия ТЭФИ, которую я не получил лично из-за того, что телекомпания НТВ в 2007-м вышла из состава телеакадемии, была уже и не так важна. Парадокс в том, что первое ТЭФИ было важнее. Хотя я в свои документальные фильмы, за которые меня отметили в 2010-м Орфеем, вложил гораздо больше сил, чем в репортерство.
- В 1999-м году вы сняли фильм "Мавзолей". Стали первым российским журналистом, который туда попал. Эта премьера НТВ тогда вызвала большой резонанс. Как появилась эта идея?
— Меня с детства волновала тайна Мавзолея. Я подумал, что стоит, если не в гроб лечь, то хотя бы поставить жирную точку на детских страхах. Идея фильма была моя. Очень долго мы на НТВ искали схему: кого бы, мягко говоря, нам "профинансировать", чтобы нам туда попасть. Полгода ушло только на это. И когда я убедился, что могу попасть в Мавзолей, я пошел к Добродееву и Киселеву и рассказал об идее. Олегу идея очень понравилась. Он же был абсолютный фанат истории. Когда что-то подобное можно было сделать, он загорался мгновенно. А Женя тогда достал деньги из своего кармана, потому что съемки начались в августе, а бухгалтерия была в отпуске. Я тоже свои вложил, но, конечно, в гораздо меньшем объеме. Фильм шел в эфире час чем-то. У нас был хороший материал, до этого в лабораториях Мавзолея никогда еще не было ни одного человека. Режиссером фильма была Вера Сторожева. Фильм этот долго обсуждали.
"Стало понятно, что Добродеев был против Киселева, Малашенко и Гусинского"
- Тогда всем известным корреспондентам и ведущим на НТВ приобретались квартиры. Деньги давал Владимир Гусинский. Квартиры хорошие, иногда элитные, всегда в центре. Многие до сих пор в них так и живут, хотя давно уже на НТВ не работают. А вас интересовало, откуда берутся деньги на покупку квартир? Или это казалось обязательным приложением и просто адекватной оценкой вашего труда?
— Что касается моего кредита, то по его условиям, я должен был его выплатить до 2002 года. Когда я уходил с НТВ в 2006-м, у меня оставался на тот момент долг примерно в $20 тыс. И я тогда все свои долги отдал. За все годы, с 1993-го года, я почти не был в отпуске, и у меня накопилась приличная сумма, которую мне выдали. Ею и рассчитался за кредит. А то, что у всех нас должны были быть квартиры — это была инициатива Олега. Его вообще всегда волновало, чтобы люди были нормально устроены. Чтобы быт у всех был налажен. Тогда ведь сначала все снимали квартиры, жили черти как. С другой стороны, понятно, что покупкой квартир для корреспондентов и ведущих НТВ Гусинский хотел закрепить нашу лояльность. Получилось, что мы не могли помешать ему в этом…
Тогда на НТВ у нас никто не знал, кто сколько получает. Была у Добродеева специальная черная папка, у Алексея Цыварева, исполнительного директора НТВ, такая же была. И все. И они знали, у кого сколько. А Миткова, к примеру, точно не знала, сколько получал Осокин… Это потом же, при других руководителях, все знали, у кого какой оклад. И темы эти активно обсуждались.
- Вот началась вторая чеченская война. Вы в своей репортерской работе ощущали какие-то тревожные "звонки"? Со стороны того же Олега Добродеева?
— Абсолютно нет. Скорее это касалось войны в Сербии. Олег придерживался скорее сербской позиции. Он благоволил больше к Жене Ревенко, к Аркаше Мамонтову, которые были просербской ориентации в своих взглядах. А, допустим, я и еще ряд коллег были больше пронатовские, что ли. Но Олег и тогда считал, что каждый должен делать так, как он чувствует. Если человек симпатизирует сербам, то он должен ехать в командировку к сербам, если наоборот — он должен ехать в Македонию, в Косово. В одном выпуске новостей идет и то, и другое. И все вместе это синтезируется. И вот тогда мы уже знали, что есть две редакционные линии, и нет позиции телекомпании по этому поводу. Это было очень хорошо.
- А по Чечне?
— Во второй чеченской уже государство приложило немало усилий, чтобы нам всем было сложнее работать. Журналистам тогда почти не давали возможности свободно передавать репортажи из Чечни. Мы трудно пробивались. Ястржембский, который тогда контролировал от власти освещение контртеррористической операции на Кавказе (так ее называли в официальных новостях) и возглавлял Росинформцентр, держал всех журналистов в поезде. Этот поезд был оцеплен внутренними войсками. Какая в таких условиях может быть работа? Журналистов сажали в автобус, везли показывать то, что было можно показывать. Потом везли обратно. Но я тогда в Чечню не ездил. В 1999-м я несколько раз ездил в Ингушетию. Снимал тот ужас, который там тогда происходил, снимал беженцев.
- Цензура в эфире НТВ в этот период была?
— В моей работе я этого не ощущал. У меня ничего не вырезали.
— Про то время те, кто работал тогда на НТВ, (этот эпизод даже есть в фильме "НТВ. Автопортрет") рассказывали, что именно во время второй чеченской войны освещение этой темы стало заметно меняться. А взгляды Гусинского, Малашенко и Киселева отличались от политики, которую проводил в эфире Добродеев. И будто бы на претензии, которые ему высказали, он ответил, что звонил Владимир Рушайло, возглавлявший тогда МВД, и что Добродеев выполняет в новостях, в том числе, и его указания.
— Не знаю, могу только повторить, что лично в своей работе я ничего такого не ощущал.
- А уход Добродеева с НТВ. Вы понимали, что произошло?
— Нет, никто ничего не понимал до конца. Понимали, что между Добродеевым и Киселевым зреет конфликт. Даже точнее так: стало понятно, что Добродеев был против Киселева, Малашенко и Гусинского. А деталей мы особенно не знали. Я помню, как Олег собрал нас всех в комнате, это был январь 2000 года, почти сразу после новогодних праздников. И сказал, что он уходит. Что вместо него директором НТВ будет Киселев. Я только помню, что у всех был шок. Каждый это переживал по-своему. Тяжело очень. От этого решения Олега был абсолютный шок!
- Сегодня из 2013-го у вас есть своя версия, что это было, почему Добродеев ушел с НТВ?
— Тогда мы смеялись, что у "Вестей" были рейтинги на уровне 3%, а у нас на уровне 12%. Думаю, что, когда Путин уже стал президентом, он просто "перекупил" Олега у Гусинского. Олег Борисович хотел стать Сперанским у Александра Первого. Но не его вина, а может быть и его вина, что он стал Победоносцевым при Александре Третьем. Я думаю, что у Олега, тогда, конечно, была совершенно специальная миссия. Я не был в 2001-м году в Видяево, когда погибли подводники с "Курска". От НТВ работал Владимир Петрович Кондратьев. Тогда многие коллеги, которые там работали, когда Путин приехал встречаться с родственниками погибших на "Курске", рассказывали, что Добродеев стоял лично в ПТС, перегонных будках, и лично решал, что давать в эфир, а что перегонять нельзя. Он там был таким официальным государственным цензором. Он этим занимался лично. И никаких иллюзий в отношении Олега уже оставаться не могло. У меня — точно.
Именно тогда с НТВ к Олегу стали уходить люди. Он выбирал по одному. Мамонтов, Грунский, Ревенко, Лена Масюк… Мне не предлагалось. Наверное, про меня ему было все понятно. Есть люди, про которых все понятно.
- Понятно, что вы не будете работать на государственную телекомпанию?
— Например, у нас были люди, не буду сейчас называть по имени (кое-кто из них сейчас записной демократ), которым доверяли такие спецоперации в эфире НТВ. Ну, например, вокруг Национального фонда спорта или фирмы "Мабетекс", ну или чего-то подобного, скользкого. Была у нас группа корреспондентов, которая легко подписывалась на все эти вещи без особого давления. Им специальные люди, в частности глава спецслужбы Гусинского господин Королев, предоставлял все необходимые материалы и по ним снимался репортаж для "Итогов".
- А как это воспринималось корреспондентами телекомпании?
— Были люди, которые на это легко соглашались, были те, к кому с такими предложениями даже не подходили. Олег был достаточно мудрым, чтобы не ломать человека через колено, заставлять, если корреспондент не готов это был делать.
- Тут, сразу хочется спросить про 1996-й год, про президентские выборы Бориса Ельцина, когда у НТВ была особая роль. Не говоря о том, что Игорь Малашенко, один из основателей НТВ, входил официально в предвыборный штаб Ельцина. И тогда журналисты тоже встали "под ружье". Телекомпания НТВ со всем своим ресурсом работала на кампанию Ельцина. Вы тогда понимали, что это была абсолютно заказная история?
— Знаете, ельцинская кампания 96-го года совпала с внутренней установкой для очень многих работающих на НТВ. Думаю, что для всех. Потому что было понятно, что на той стороне. Либо так, либо вообще ничего. Конечно, тогда, видимо, была совершена огромная ошибка, когда мы позволили собой манипулировать в высших целях. Так часто говорили же: "Я из высших соображений". Вот, когда из высших соображений заключился некий пакт, наверное, тогда мы и стали доступны. Но потом было много и других вещей, которых можно избежать. Не избежали.
- В 1999 году Евгений Киселев в "Итогах" обрушивается с критикой, если не сказать больше, уже на окружение Бориса Ельцина, его семью. Это была уже настоящая антиельцинская кампания. Помню, тогда мелькало в эфире слово "клика", истории про зарубежные счета Татьяны Дьяченко и ее недвижимость в Европе и много чего еще.
— Вот я как раз ровно про это и говорю. Этого могло и не быть. Этого можно было избежать. Но, видимо, владельцу НТВ тогда нужно было так. Я стоял от этого в стороне. Делали это определенные корреспонденты, которые сейчас, я подчеркиваю, занимают публичную очень либеральную позицию и считаются демократами.
- А чьи это были разнарядки для корреспондентов, от кого они исходили: от Олега Добродеева или Евгения Киселева?
— Думаю, что от Жени. Я думаю, что от этой части, скажем так, редакционной работы НТВ Олег был в ужасе. От того, что Гусинский, несмотря на свои обещания не вмешиваться в редакционную политику, делал это точечным ломом.
- Эта причина могла стать одной из тех, по которым ушел Добродеев?
— Любое лабораторное животное уходит либо от удара током, либо идет к источнику пищи. Возможно, в истории Олега как раз сложились такие два момента. С одной стороны были вот эти негативные реакции от редакционной политики Гусинского, а с другой стороны — было многообещающее поле деятельности на государственной службе. Весь государственный холдинг российского телевидения! Думаю, что Олег просто перерос руководство частной телекомпанией, принадлежавшей крупному олигарху.
"Я не хотел слушать, что думает Гусинский про Путина"
- Ну, вот Добродеев ушел. Гендиректором НТВ стал Евгений Киселев. На дворе 2000 год. Атака государства на НТВ уже началась со всех сторон. Что было внутри телекомпании?
— Скажу так: в 2000-м году я свое отработал. Отстоял Бутырку.
- Вы имеете в виду арест Владимира Гусинского, те три дня, которые он в июне 2000 года провел в Бутырской тюрьме?
— Да, именно эти три дня. После этого у меня окончательно сформировалась идея делать программу "Растительная жизнь". Она была у меня и раньше, но в тот момент я решил окончательно, что все, пора.
- То есть поняли, что уже больше не можете работать в информации? Произошел внутренний слом?
— Да, конечно. Потому что я приходил на работу в телекомпанию, а не в телеадвокатскую контору. Эти дни, когда мы отстояли на часах в Бутырке, стало все понятно, что будет дальше… Понятно, что будут указания. Все стало совсем грустно. С другой стороны, даже если бы Добродеев меня позвал в тот момент уйти к нему с НТВ, я бы все равно не смог это сделать. Такая история стала бы переходящей агитационной красной тряпкой, которой бы помахали, а потом бы ноги вытерли. Были такие примеры тогда. Но меня Олег и не звал.
- И как вы в тот момент себя ощущали на НТВ?
— Это была внутренняя эмиграция.
- Про этот этап жизни журналистов НТВ Лиза Листова тогда в эфире "Антропологии" сказала, что все на НТВ жили "кишками наружу".
— Я не жил кишками наружу. Но работать было трудно. Я брал в новости темы для репортажей только те, где можно было сохранять баланс, и это было очевидным.
- А Киселев как-то давил на корреспондентов, говорил, каким должен был быть политический контекст в новостях НТВ?
— Абсолютно нет. Вот если ты не хочешь этим заниматься, не занимайся. У Жени в этом смысле была позиция абсолютного понимания тех, кто работал тогда на НТВ.
- Оставалась у вас еще надежда, что НТВ в прежнем виде может сохраниться?
— Были варианты, но все почти нежизнеспособные.
- Была встреча ведущих журналистов НТВ с Владимиром Путиным. О ней попросила через экран знавшая его лично Светлана Сорокина. Это случилось после того как на допрос в Генпрокуратуру вызвали Татьяну Миткову. Встреча эта ничего не дала. Были в тот период и встречи журналистов НТВ с Гусинским. Вы были на них?
— Летал, конечно, в Лондон. Ну, там были речи только в одном контексте: кровавые гады засели в Кремле. Думаю, что тогда уже Владимир Александрович выбрал свой путь и шел по нему до конца. Я тогда сознательно закрывал уши. Ничего не хотел слушать, что происходит с Гусинским, что он обсуждает с Киселевым, что думает Гусинский про Путина. Я лично ничего уже не хотел об этом слушать. Как и сказал — внутренняя эмиграция.
- Апрель 2001 года. Самый тяжелый период для НТВ. Вы уже понимали, что в компании раскол? За несколько дней до смены менеджмента уходит с канала Парфенов. Команда Бориса Йордана и Альфреда Коха вела тайные переговоры с частью коллектива. В прессе — постоянный обмен открытыми письмами. Парфенов пишет Киселеву, Добродеев пишет Киселеву, Киселев пишет Добродееву. Митинги, протест, флаг НТВ из окна на восьмом этаже "Останкино", стул в пустом коридоре в прямом эфире НТВ…
— Ничего я не понимал. Потому что с января был в командировке в Малайзии. Потом во Франции. Потом где-то еще… Я снимал материалы для "Растительной жизни". Нужно же было для программы собирать материал. На это ушел почти весь январь, февраль, март… Программа должна была выйти в эфир как раз в апреле. Я же не мог выйти без всего. Я занимался программой, для новостей уже ничего не снимал. В апреле приехал в Москву из командировки, был в Англии. В пасхальную ночь мне позвонили, сказали: у нас захват. Я приехал на НТВ.
- И что увидели?
— Увидел, как все бродили по коридорам. Уже был и Парфенов на этаже. Он вошел вместе с Кохом. И Кулистиков был, и Олег приехал. Все, кто тогда работал на НТВ, были. Ну, вы же видели эту картинку апрельской ночи 2001 года.
- Вы в ту ночь приняли решение уйти вместе с той частью журналистов НТВ, кого потом называли "командой Евгения Киселева"?
— Прежнего НТВ уже не было. Конечно, я ушел.
- Почему?
— Вы знаете, появление Лени Парфенова, который в кожаном плаще, чем-то напоминавшем омоновский, вошел на НТВ ночью вместе с Кохом, сразу вызвало желание уйти.
- От чего? Ведь именно Парфенов вас в свое время и на НТВ пригласил, и в Москву позвал работать.
— Увидев эту сцену, другой реакции у меня тогда не было. Я не люблю комбинаторики.
- Вы единственный из тех, кто ушел с НТВ в ту ночь и вернулся на новое НТВ, которое возглавил Борис Йордан, буквально через несколько дней. Это было очень неожиданно. С чем было связано такое стремительное возвращение?
— Мы ушли с НТВ, взяв свои портреты, которые висели в коридорах НТВ, и перешли на другую сторону "Останкино", на ТНТ. Потом Березовский сделал нам предложение перейти на ТВ-6. И из-за этого были уволены почти все сотрудники ТВ-6, чьи места мы должны были занять. Для меня лично это была совершенно неприемлемая ситуация. Одно дело — прийти на новый канал и начать работу. А другое дело — на место тех, кого только что выгнали из-за тебя. А чем, собственно, одна ситуация отличалась от другой — той, что сложилась теперь уже на новом НТВ? Для меня фактически ничем. Я вернулся назад на НТВ спустя несколько дней.
- Легко вам далось это решение?
— (После паузы). Я его принял. Война закончилась. Одни демократы съели других демократов. А общая демократическая направленность, как бы это кому не понравилось, она же на НТВ тогда сохранилась.
- То есть не считаете, что было предательство?
— Я же уже говорил про это. Я не люблю комбинаторики. Но я вернулся. Мне важна была собственная реализация.
- В те первые дни, когда снова вернулись на НТВ, не пожалели?
— Нет. Меня держал еще один якорь — новая программа. Я понимал, что все, что я снял в командировках за эти три месяца для "Растительной жизни", это же все осталось собственностью НТВ. А там, на ТВ-6, у меня ничего не было. Александр Левин мне предлагал тогда: оставайся, давай попробуем выкупить материал у нового НТВ. Но это была очень призрачная надежда. Помню, почти сразу после той апрельской ночи нас собирали в одном из офисов Гусинского на Палашевке… Это все было по-прежнему тяжело слушать. Нет, на том, что называлось ТВ-6, а потом ТВС, я не работал ни минуты.
- А коллеги, которые в ночь захвата НТВ ушли с канала, посчитав невозможным для себя работать в сложившихся условиях с новым менеджментом, они как к вашему решению отнеслись, отношения не испортились?
— Да не было у меня таких отношений! Не было. Ни на одной стороне, ни на другой. Я же говорю, это мой принцип: минимум личных отношений. Я не буду сейчас называть имена своих коллег, которые активно бегали с одного "берега" на другой, выторговывали себе то там, то тут условия, рассказывая о том, где им сколько предлагают. Многие из этих людей сейчас по-прежнему "в топе". Не хочется все это про них вспоминать.
"То, что говорил Йордан, тогда было удивительно"
- На НТВ в апреле 2001-го пришел новый гендиректор Борис Йордан. И его первый заместитель — Рафаэль Акопов…
— Вы знаете, когда пришел Раф Акопов, я его страшно испугался. Мне казалось, что пришел с какого-то рынка некий мафиози. Огромный, с восточной внешностью, с большими руками… Я подумал: "Оооо, ну мы попали!". И Йордан, русский американец, который очень плохо говорил по-русски. Но вдруг оказалось: то, что говорили и делали Йордан и Акопов, позволило нам подняться и делать то, что мы хотели. То, что говорил Йордан, тогда было удивительно! Возможно, это просто американский менеджмент такое впечатление производил. Он сказал нам: у вас тут все очень плохо, запутано, у вас была "черная бухгалтерия". Еще он сказал: я буду расчищать и учить вас, как должна работать компания с точки зрения управления. А вы будете учить меня телевидению. И у Йордана всегда была открыта дверь. В отличие от Олега и Жени, в их последние годы работы на старом НТВ.
- Но в начале-то они были всегда открыты.
— Конечно. Я же говорю про другой период. Уже про 1999-й. За закрытыми дверями, условно говоря, Олег и Женя могли часа два решать, кому приглашение отправлять тисненное золотом, кому — серебром. А мы не могли к ним попасть. Я вообще считаю, что гибель компании начинается именно тогда, когда менеджмент решает, кому послать приглашение, тисненное серебром, а кому — золотом. Так вот, у Йордана все было открыто. Раф занимался всеми финансами, Йордан — общим управлением. С информационной точки зрения все было очень-очень прозрачно.
- Леонид Парфенов в одном из интервью сказал мне, что период работы на НТВ под руководством Йордана был самым счастливым периодом его работы за всю телевизионную карьеру.
— Я тоже так считаю. Это был очень успешный период в работе компании. Йордан понимал, что есть стратегическая программа "Намедни" Леонида Парфенова, и на нее работают все: и информационная служба, и штат программы. Когда возрождали "Намедни" как главную итоговую программу, народу-то почти не было у нас. Две трети телекомпании ушло. Ведь лучшие фактически все ушли на ТВ-6. Поэтому те, кто помогал Лене в свое время со сценариями к фильмам — Андрей Шилов, Андрей Лошак, Юлия Варенцова — они стали репортерами. Почти с колес. Из тех, кто имел большой опыт корреспондентской работы, пожалуй, нас было трое — Антон Хреков, я и Леша Пивоваров. Поэтому помимо "Растительной жизни" я снова активно вернулся в репортерскую работу, чему был очень рад.
- Добродеев для вас в профессии был научным руководителем. А Йордан?
— Йордан, конечно, не научный руководитель. Он, пожалуй, директор института, если продолжать обозначать в такой системе координат. Он понимал, где направление растет, где гибнет, где надо добавить ресурса.
- Если посмотреть на ваш телевизионный путь, включая работу под руководством Бэллы Курковой и сейчас при Наталье Синдеевой, работа с Борисом Йорданом — самая комфортная пора в профессии?
— Думаю, да.
- А от Йордана поступали какие-то пожелания корреспондентам в отношении политической информации, что, дескать, вот тут надо подкрутить, тут смягчить, тут нейтральнее сказать?
— Ничего не было. Кулистиков (он при Йордане был его замом, фактически руководил всей информационной службой) тогда очень смешно говорил: вот вы там наговорите у себя в "Намедни", а мне потом всю неделю с ними пить и восстанавливать отношения. С кем "с ними" — и так было всем понятно. Йордан практически ничего не просил менять, хотя я знаю, что некоторые материалы в "Намедни" Парфенову приходилось отбивать.
- Я помню сюжет в "Намедни" про мемуары Строуба Тэлбота, первого заместителя госсекретаря США, в которых, в том числе, была очень нелестная характеристика Бориса Ельцина. Был скандал. Дело чуть не закончилось тем, что у НТВ хотели отобрать лицензию на вещание. И Йордану пришлось принести публичные извинения Ельцину и его семье.
— Ну, это единичный случай. Потом, конечно, случился "Норд-Ост". И вот тогда понимание Йордана, как должна работать информационная служба, власть ему уже не простила. Сюжеты "Намедни" во время этих событий сыграли, конечно, ключевую роль в его отставке. Было очень жаль, что этот период закончился.
"Приход Сенкевича на канал был для нас возмутителен"
- Ну да, слова Владимира Путина после "Норд-Оста" о том, что "некоторые делают рейтинги на крови своих сограждан, если они, конечно, считают их своими согражданами", явно намекая на американское гражданство Бориса Йордана, были уже как приговор для него. Его уволили. И на НТВ пришел Николай Сенкевич.
— Приход Сенкевича на канал был настолько для нас возмутителен, что эта ситуация была похожа на 1996-й год, когда появился на арене Зюганов. Приходит некий человек и говорит нам: "Я вам гарантирую свободу слова". А мы его в лицо-то никто не знали.
- В своем первом интервью, сразу после представления коллективу НТВ, прямо там, на девятом этаже, куда нового гендиректора фактически за руку привел глава "Газпрома" Алексей Миллер, Сенкевич сам мне признался, что его это все ошарашило: о своем назначении на НТВ он узнал от Миллера за несколько часов. Это ж какая должна была быть ситуация, что руководителя одной из главных российских телекомпаний с такой богатой историей нашли за несколько часов до представления. Нашли человека, которого вообще никто не знал. А дальше был настоящий вызов: вы в своем сюжете в итоговой программе "Намедни" откровенно высмеиваете руководителя телекомпании в эфире возглавляемого им телеканала. Как такое может быть?
— Это давняя уже история… Надо им было думать, кого назначать. Тогда у нас это в воздухе витало, что надо копать, узнать, кто это вообще такой. Ну, вот и дерзнули. Нашли материал про "позу орла". Но где-то через полгода мы с Сенкевичем помирились и даже перешли на "ты". Мы с ним случайно встретились в отеле Marriott. Выпивали вместе. И там и объяснились.
- Потом Сенкевич ушел. В июле 2004-го гендиректором был назначен Владимир Кулистиков. Что изменилось?
— Ну как что? "Намедни" закрылась.
- Но это еще произошло до Кулистикова. За сюжет с вдовой Яндарбиева Сенкевич уволил Парфенова в июне 2004-го. Потом закрыли программу. А в июле уже был новый гендиректор.
— Когда Кулистиков пришел, я занимался только "Растительной жизнью". У меня уже были наметки научных фильмов. Но в 2006-м году я ушел с НТВ.
"Кулистиков — это не воплощение зла, он долго играл между двумя сторонами"
- Почему ушли? Сами или с Кулистиковым не сложились отношения?
— Сам ушел. "Растительная жизнь" стала надоедать. А другого ничего не было. В информации мне уже бессмысленно было работать, канал становился другим. Выбор был один — идти в "Программу Максимум"… А это было невозможно. Хотя по сути "Программа Максимум" начала вызревать внутри программы "Намедни", а "Чрезвычайное происшествие" вызревало внутри информационной службы… Это все была такая матрешка, где следующая стадия вызревала внутри предыдущей. Изнутри это было очень видно. Но мне проще было уйти с НТВ. И я ушел.
- Кулистиков не пытался удержать вас?
— Нет, я ушел на "Пятый канал". И Кулистиков, шутя, сказал мне: считай, что едешь туда в длительную командировку.
- То есть вы даже по-доброму расстались?
— Вполне.
- А потом для меня происходит самое необъяснимое. Зачем вы снова вернулись на НТВ? Ведь уже было совершенно очевидно, что в 2008-м году это и вовсе другое НТВ.
— Потому что "Пятый канал" схлопнулся, другая команда пришла.
- Но почему НТВ? Неужели ничего другого уже не было?
— Но мне предложили на НТВ делать те же научные фильмы, что я делал на "Пятом канале".
- Кто предложил?
— Коля Картозия, он тогда возглавлял дирекцию праймового вещания НТВ. Он согласовал это с Кулистиковым.
- Вы же видели, что происходит с НТВ: трэш, смешанный с исповедями представителей шоу-бизнеса, скандалы, регулярные политические портреты-провокации. Была и качественная журналистика, конечно, но общий фон был очень мутный. Не смущало?
— Абсолютно. Я же к тому, что происходит, не имел отношения.
- Опять внутренняя эмиграция?
— Конечно.
- Десять лет назад, на предыдущий юбилей НТВ (тогда Сенкевич только пришел на канал) Татьяна Миткова сказала мне в интервью то, что я навсегда запомнила: "Нас изнасиловали, но жизнь продолжается". И что каждый просто работал на себя, на свое имя. У вас была похожая ситуация, когда вы вернулись на НТВ в 2008-м?
— Да. Именно так. Мне же нужно было где-то работать.
- Это, кстати, очень популярная сегодня тема: можно ли работать честно на себя в тех условиях, в которых ты вынужден принимать правила игры? И там, где за пределами непосредственно твоих обязанностей происходит что-то, что ты не можешь считать приемлемым?
— Если главврач больницы ворует и строит себе дачи, аморально ли делать там больным операции? Конечно, нет. Их надо делать. В маленьких медиа, где все завязаны на личные отношения, сложнее. Там все замыкается на личную координированность. И если что-то происходит, то они тонут сразу целиком. А НТВ — это очень большой корабль. И поэтому, если в одной части делать секретные операции по затоплению вражеских подлодок, а на другой части — исследовать морское дно, почему бы не исследовать морское дно? Можно быть на войне, главное не брать в руки оружия.
- Вы не брали и мирно исследовали морское дно?
— Я не брал. Именно.
- В тот период на НТВ вы делали научно-популярные фильмы о снах, о шизофрении, делали иногда фильмы для цикла "Профессия-репортер" и сюжеты для "Центрального телевидения", участвовали в ток-шоу "НТВшники". Вас это устраивало?
— Меня не устраивал общий подход. Тогда же у всех было в моде клиповое сознание и клиповый монтаж. Как любой автор, я был недоволен тем, что происходило. Иногда приходилось выполнять приказы руководства и сокращать фильмы до абсурда. И содержание выступало против формы. Но за три года я сделал 16 полуторачасовых фильмов. Считаю, что это немало.
- Почему вас уволили с НТВ зимой 2012 года? Да еще до истечения официального контракта.
— Я не знаю.
- Владимир Кулистиков не стал ничего объяснять?
— Специальных общений не было, мы редко встречались: здрасьте, здрасьте… Иногда в коридоре: "Ну, как дела, старичок?". И все.
- Как вам сообщили об увольнении?
— Я приехал из Амстердама. В тот день я вез маму в больницу. И как раз узнал. Должен был прийти аванс мне на карточку, он не пришел. Даже отдел кадров ничего не знал. Уволили — и все. Я два дня проводил личное журналистское расследование, как меня уволили. Мне, кстати, сразу отключили корпоративный телефон.
- Это было решение Кулистикова?
— Ну а кого еще?
- На это решение повлияло ваше участие в протестных митингах в 2011-м году?
— Не знаю. Может быть. Я посещал их как частное лицо. В "Центральное телевидение" мы пытались что-то делать с Болотной, с других митингов. Что-то попадало, что-то снимали с эфира. Но тогда уже очень многое не доживало. И мои сюжеты в том числе. Хотя при этом я могу сказать, что Кулистиков — это совсем не воплощение зла. Он довольно долго играл между двумя сторонами. У него прекрасное чувство юмора, есть чувство стиля. Но, видимо, в какой-то момент он уже устал играть на двух сторонах. Это в эфире стало ощущаться все сильнее. Судьба "Центрального телевидения" и его нынешний формат, где уже почти нет никакой политики, тому яркий пример.
- Вы расстроились, когда узнали, что уволены с НТВ?
— Я не ожидал просто, что это по форме будет сделано так по-хамски: без предупреждения и с отключением мобильного телефона. Я же собирался уходить сам. Потому что было понятно, что уже все. Потому что в ситуации, можно ли купаться в грязи дальше и сохраняться самому, был однозначный ответ — надо уходить. Я хотел доделать фильм. И с Кулистиковым даже договорился, что доделаю в марте и уйду. Но это была бы моя инициатива. А он сработал на опережение. Чего ж ему еще держать было меня два месяца на зарплате? В третий раз уйти с НТВ самому — это уже было слишком, такого мне сделать не дали. Но, кстати, через два месяца после моего увольнения, а я уже работал на "Дожде", Кулистиков сам мне позвонил.
- И что сказал, неужели позвал назад?
— Это был март 2012 года. Владимир Михайлович сам позвонил, не через приемную даже. И что-то говорил про то, почему же "Дождь" так критикует НТВ за "Анатомию протеста". Ее как раз тогда показали в эфире НТВ. Я сказал: как вы показываете, так мы и освещаем. Потом он сказал, что может быть надо поговорить, что, может, имеет смысл снова поработать. Я сказал: Владимир Михайлович, я могу продолжить разговор только после того, как вы объясните, за что меня уволили. Я сказал, что добивался тогда встречи с ним, но меня не соединяли. Он мне ответил, что это уже давняя история. Но я повторил, что продолжать наш разговор мы сможем только после того, как мне объяснят, почему я был уволен таким образом. Он не ответил. На этом наш разговор с Кулистиковым закончился.
- А к нынешнему НТВ вы как относитесь?
— Да никак.
"Социальные сети выполняют функцию коллективной администрации президента"
- Александр Уржанов, бывший шеф-редактор "Центрального телевидения", который летом прошлого года был вынужден уйти с НТВ, в том числе и из-за своей гражданской позиции, не так давно написал в Facebook что видит схожесть между тем, что такое "Дождь" сейчас, и тем, чем было НТВ 20 лет назад. Что это новый язык, совсем молодые люди в эфире, новые формы, новое отношение зрителей к каналу. Я не совсем согласна с этим, поскольку все-таки на НТВ, созданное 20 лет назад, пришли не только молодые корреспонденты, но и десяток уже известных журналистов. А вы как считаете, есть сходство между "Дождем", где вы сейчас работаете, и тем НТВ?
— Сходство, конечно, есть. И мне вполне интересно сейчас работать на "Дожде". Ребята быстро растут, развиваются. Опять же во многом благодаря новым технологиям. Стираются границы между профессиональной журналистикой и гражданской. К сожалению, стирается граница между фактом и мнением. Это — к сожалению. А похожесть в том, что НТВ тогда и "Дождь" сейчас — это технологическая революция. То, что на 90% это все-таки люди без опыта работы в эфире. Фактически студенты журфака, которых собрал Добродеев и забрал на НТВ.
- Но на "Дожде" не было своего Добродеева.
— Сейчас функции Добродеева исполняют социальные сети. Что особенно отличает сегодняшнее время? Сейчас очень многие вещи решаются сетевым способом. Нет централизации. Профессиональное образование развивается на лету. С одной стороны это хорошо, потому что все очень быстро. Прямые включения сегодня можно делать из любой точки. Раньше ты был смертельно привязан к месту перегона. Только там, в такое-то время и никак иначе. Или материал не выйдет в эфир. Ты — раб лампы. А сейчас интернет, скайп. Выходи в эфир где угодно. С другой стороны — это плохо, потому что есть в этом сетевом мышлении какая-то необязательность. Сегодня нормально, когда журналист работает на четырех работах. Мы не могли работать на четырех.
В чем еще минус влияния социальных сетей на сегодняшнее телевидение? Социальные сети хуже намного, чем прямые государственные инструкции. Потому что часто через обычные лайки, круги друзей тебе навязывается мнение, что ты должен сказать: условный Зюганов — плохой, а Ельцин — хороший. Ты становишься заложником своего круга общения. Социальные сети зачастую выполняют функцию коллективной администрации президента и всего Кремля, только тоньше и незаметнее. Это новые вызовы времени. А тогда, в 93-м, все было черно-белым. Сейчас — размыто. Групповой инстинкт сегодня заставляет того или иного журналиста прибиться в ту или иную "стаю". Сейчас очень легко стать лидером общественного мнения. Раньше было нужны серьезные публикации и громкие сюжеты в эфире. А сейчас: собрал лайки, перепосты — и ты уже лидер общественного мнения. Другая реальность. И сама журналистика стала большей частью обезличенной. Авторов роликов, у которых тысячи просмотров в интернете, никто же не знает. А эти ютубовские ролики по сути и заменяют сегодня сам факт.
- В чем же была уникальность НТВ 20 лет назад?
— Уникальность НТВ была в том же, в чем была уникальность тех гостиниц, которые открывались в России после эпохи гостиницы "Москва" и "Метрополь". У нас полностью отсутствовал опыт советского сервиса. Даже в нынешнем НТВ, которое возглавляет Владимир Михайлович Кулистиков, больше советского сервиса, чем на НТВ 20 лет назад.
- Школа НТВ — это для вас что?
— Закалка. Прививка от группового мышления. И мне она сейчас очень сильно помогает.
РИА Новости http://ria.ru/interview/20131010/968861350.html#ixzz2hJBSY73m
