Государство приняло решение поставить медиа под контроль, и СМИ должны научиться выживать в сложившейся политической и экономической ситуации, считает главный редактор «Эха Москвы» Алексей Венедиктов, рассказавший о своих взглядах в интервью Аркадию Дунаеву.

«Враги прямо перед тобой, ты с ними воюешь, потом заключаешь перемирие, и всё ясно. Знаете, Алексей, вы не предатель. Вы враг». Так начинающий президент Владимир Путин объяснил Алексею Венедиктову причину эстетических с ним разногласий. Это было в 2001 году: после Чечни, но до «Юкоса». В 37-м после таких слов в этом интерьере материализовывался конвой. В наши дни президентская откровенность лишь прибавила Венедиктову друзей и конфидентов на политическом Олимпе страны. «Не предатель» в устах президента — всё-таки похвала. А «перемирие» продолжается до сих пор.

Венедиктов всё так же энергичен и полон планов — разве что перестал посылать хамоватых слушателей в легендарную «аптеку за углом». На недавнем Петербургском экономическом форуме он разрушил и ещё один «эховский» миф: о непременном дорогом вискаре, за которым «разруливались» самые острые ситуации. Бесконечные переговоры во временной петербургской резиденции «Эха» велись исключительно под чай и кофе.

— Петербургский Форум — насколько это событие представительское, насколько оно пиаровское и насколько оно содержательное с экономической точки зрения? Оно вообще нужно — кроме как для повод встретиться и поговорить без московских и рублёвских «пробок»?

— Оно нужно — потому что оно представительское, оно пиаровское и оно содержательное. В разных пропорциях. Понятно, что из-за санкций многие европейцы и американцы не приехали. Арабы с лихвой возместили эти потери. По-моему, подписано контрактов на 300 миллиардов. Это вполне разумная цифра — но главное, что в кулуарах люди вовсю вели переговоры. Это раз.

И два — это выступление Путина, которое, на мой взгляд, было более осторожным, чем обычно. Здесь не было, на мой взгляд, обозначено, никаких новых историй. Но... главная история, о которой говорилось — то, что налоги не будут повышаться в течение четырёх последующих лет. Для бизнеса это было — для российского! — крайне важно, и все бизнесмены говорили: мы ничего больше не поняли, но... вот налоги не будут повышаться.

— Год назад все на Форуме тоже обсуждали несколько слов президента — правда, не имеющих отношения к экономике. На Украине тогда прошли выборы президента, победил Порошенко. И вот впервые от имени Кремля «новое украинское руководство» было названо именно что «руководством», а не киевской хунтой. Весь Ленэкспо замер, потом зааплодировал, потом ещё несколько дней комментировал. В этом году такого «мема» не было?

— Не было. Просто это означает, что никаких новых позиций у российского руководства нет. Всё будет продолжаться в прежней парадигме — и во внешней политике, и в отношении Украины, в экономической политике, в «политической политике».

«Кудрину Кремль ответил отказом»

— Единственная новация, безусловно, была — это предложение бывшего вице-премьера и министра финансов Алексея Кудрина о том, чтобы перенести выборы президента на более ранний срок. Насколько я знаю, на сегодняшний день Кремль ответил отказом. Выборы — на сегодняшний день! — не будут перенесены. Вот это была единственная интрига, которая, собственно, довлела над «форумчанами» в течение первых суток.

— Приходится заниматься «прикладной кремлинологией». Как думаете: неожиданная инициатива осторожного Алексея Леонидовича — это и вправду его частная идея или...?

— Знаете, как в любом генштабе лежат — на всякий случай — планы наступления и обороны от всех соседей, я думаю, что в администрации президента рассматриваются разные варианты проведения выборов. И наверняка рассматривался вариант передвижки их на два года раньше и на совмещение их с Госдумой. С кем-то, наверное, Алексей Леонидович говорил — а может, и не говорил. Важно, что был проделан тест по отношению к Кремлю. И тест сказал на сегодняшний день «нет». Вот это важно.

— То есть прошла проверка и «обкатка» аргументации, да? На случай «плана Б»?

— Нет, я не думаю. Аргументация вся известна. С одной стороны — очевидно, что к 2018 году накопится гораздо больше проблем, в том числе и экономических, чем к 2016. А с другой стороны — президент избираем и в 16-м, и в 18-м году. Поэтому я не думаю, что это является сутью проблемы.

— «Нужен новый мандат на реформы, новый мандат доверия» — ну сколько раз мы это слышали? На губернаторских выборах — ещё ладно, там свои «битвы под ковром», свои «сдержки и противовесы». Но президенту вот зачем запрашивать «новый мандат»? С таким-то рейтингом?

— Ну, как раз с точки зрения технологической эта аргументация вполне выдерживает критику. Понятно, что перед выборами ни один политик, ни в одной стране не пойдёт на непопулярные реформы. А следующие реформы будут непопулярны, совершенно очевидно. Мы это видим в Москве — по реформам здравоохранения и образования. Поэтому все непопулярные реформы в любой стране проводятся пришедшими к власти политиками или партией в первые два года своего мандата. А потом ещё два или три года они «отряхиваются» от этого.

Поэтому с точки зрения политтехнологий — Алексей Леонидович прав. Но дело в том, что президент — не технолог, а политик. И он взвешивает не только технологические риски, но и политические. Поэтому, мне кажется, то, что Путин отказался — на сегодняшний день — от досрочных выборов, вполне оправдано политически. Но — не оправдано технологически.

— Ну а пример Назарбаева — то зачем было приводить? Который сам же публично извинился за результат в 97,5% на досрочных выборах? Равнение на Азию?

— Можно было вспомнить и Людовика XIV — а какая разница?

«Вертикаль» на выжженной поляне

— Тогда давайте о нашей политике. Точнее, о политиках. Скоро — снова выборы. Коллеги зовут самых разных политиков — и городского уровня, и федерального — поучаствовать в программах, высказать позицию партии, отношение «к текущему моменту». И — мягкие отказы в ответ. «Чуть позже», «занят», «ещё не решил»... Я вот помню времена, когда они перед выборами были рады высказаться в каждую камеру и в каждый диктофон. А сейчас что — ждут указаний «сверху»? Кому на этот раз рассказывать массам про выхухоль, а кому — про «укропов»?

— Этого я не знаю. Интервью есть «продукт непротивления» двух сторон: медиа и политика. У нас, журналистов — свои интересы и свой календарь. То же — и у политиков. Они нас не обслуживают. Это с одной стороны.

А с другой стороны... Понимаете, отсутствие конкуренции выжгло всю поляну. Политики стали осторожничать, они стали трусоваты. Они совсем отвыкли от дебатов — не умеют вести дебаты, не хотят вести дебаты. Поэтому это следствие, в том числе, и «вертикали власти». Которая выстраивала вот эту жёсткую позицию, где сама номинировала — кто «может», а кто — «не может».

— А вам никогда не хотелось спросить своих добрых знакомых: стоит ли репутацию приносить в жертву «предвыборной борьбе нанайских мальчиков», с известным результатом? Ну стыдно, наверное, серьёзным людям в самодеятельности играть.

— Ну почему — мы постоянно задаём эти вопросы. Они отвечают все по-разному. Вопрос задан — ответ получен. Дальше — их риски, не мои. Вот он ответил, а публика — слушатели — оценили. Моя работа — задать вопрос. Но кто я такой, чтобы их стыдить? Вопрос «стыдно — не стыдно» — это оценочный вопрос, я не считаю его правильным. Одному стыдно за то, что другому радостно.

Но — мы живём в предлагаемых обстоятельствах. Если в бассейн налили соляной кислоты — учитесь плавать в соляной кислоте. Другого бассейна — нет. Других политиков — нет. Вот они такие.

Кто платит за «свободу слова»?

— Ну вот никак не сложится у нас в России медиабизнес. Как ни собираем — всё получается пулемёт! Мы, журналисты, говорим про некую миссию, про создание общественного мнения. Но экономически независимы — единицы. А так — везде: или спонсор, «меценат», или бюджетное финансирование.

— Ну, можно сказать, что это тоже своеобразный вид бизнеса. Действительно, государство в XXI веке приняло решение поставить медиа под контроль, это очевидно. Поставить под контроль можно двумя способами. Как это сказано там... да, это «Дракон» Шварца: или «ку-», или «у-». Или купить, или убить. Задушить, грубо говоря. Поэтому какие-то медиа купили — а какие-то убили.

С другой стороны, медиа-менеджеры оказываются вполне довольными: не надо гоняться по рынку. Есть государственное финансирование, или полугосударственное — и чего об этом думать? Поэтому бизнес и не складывается. Да ещё и рекламный рынок в этом году упал на 37%, как мне говорил Константин Эрнст. Естественно, сейчас многочисленные медиа побегут, чтобы выживать, за помощью. А некоторые будут закрываться.

— В регионах очень популярны местные каналы — пусть это лишь «врезки» в вещание из Москвы. Они вот на рекламе худо-бедно выживали и «ТЭФИ» выигрывали. В конце года тем, кто вещал только в кабеле, рекламу запретили. Она ушла на местные сайты и на «малое ТВ» почти не вернулась. Вот вам и поддержка независимых СМИ.

— Ну, здесь всё совершенно очевидно. Федеральные каналы предложили: либо дать «на закрытие дыр» денег из бюджета, либо... Поскольку денег в бюджете нет — решили уничтожить конкурентов с тремя процентами «пирога». Не получилось ни то, ни другое. Ну и что? Всё равно мы плаваем в соляной кислоте.

— А плата за информацию, плата за контент — может быть, выход в этом?

— Это такой тупой бизнес: давайте брать деньги за каждую букву, за каждое интервью. Я категорически против этого. Я считаю, что это — тупиковый путь. Мы об этом дискутируем и с госпожой Синдеевой (гендиректор телеканала «Дождь», большинство материалов распространяющего по платной подписке. — Ред.) Сейчас это всё — на уровне XX века: брось монетку — получи баночку колы. Брось монетку — получи интервью Латыниной. Нет. Я — против. Это — прошлый век. Надо искать другие пути. Потому что средство массовой информации, скрывающее информацию — это жареный лёд. Это противоречит сути СМИ.

«Шалтай» выходит на охоту

Не так давно лихие хакеры из группы «Анонимный интернационал» — они же «Шалтай-Болтай» — выложили в Сеть переписку «предполагаемой Старой площади» с начальниками, и особо доверенными корреспондентами многих СМИ: упоминался и ТАСС, и «Воскресный вечер» Соловьёва, и РБК, и «Коммерсант», и LifeNews, и «Газета» с «Лентой». Обсуждались акценты в подаче новостей, нужные и запретные комментаторы. Ну и расценки, конечно. Многие коллеги факт переписки подтвердили и оправдали. А кто-то тихо уволился, кто-то отмолчался.

— Я не считаю, что репутация коллег уничтожена этими публикациями... Конечно, выполнение просьб Администрации выглядит, я бы сказал, смехотворно. Но это — риски тех медиаменеджеров, которые на это идут. Надо понимать, что мы живём в прозрачном мире. Наши телефоны слушаются, наша переписка читается. Поэтому это — их риски, и чего за них волноваться?

... Я просто осторожный человек. Я не пишу ничего. Если вы обратили внимание, «Эха Москвы» в «переписке с администрацией» нет.

— Есть! Один раз. Как бы «гендиректор станции Михаил Дёмин» сообщает как бы «главе Роскомнадзора Александру Жарову» о снятии с эфира программы.

— Так, ну-ка, расскажите мне. Может, я чего не знаю.

— Даю цитату: «Нет у нас больше в эфире Евгении Марковны Альбац»...

— А она есть! Ну она же есть! Для слушателя же это важно. Ну вот и всё.

— «Слив» оказался «левый»?

— Не знаю. Я думаю, что кое-что подделали.

— Про сам-то «Шалтай-Болтай» наверняка вы знаете больше, чем говорите.

— Знаю. Но не скажу.

— Намекните хотя бы: чьи они?

— Не намекну. Они делают свою работу. Они такие... чистильщики. Пусть чистят.

— Насколько их «перехваты» соответствуют действительности?

— Там, где я «принимаю участие» — там соответствуют.

Гамбургер как медиажанр

— Когда объявляются «большие» выборы — неважно, плановые или досрочные — скучно заранее: ну опять будет старый «шорт-лист» с вариациями...

— Слушайте, мы освещаем. Мы не формируем списки.

— А вам не скучно столько лет с одними и теми же «фигурантами»?

— Нет, мне вполне весело. Если я захочу заниматься другой профессией — политтехнологией, и, наверное, это у меня может вполне получиться, — тогда я буду формировать списки. Я уже дожил до таких седин, когда могу себе позволить — со своим статусом, своим положением и своей репутацией, заниматься только тем, чем мне интересно.

— ...или о чём настоятельно попросят друзья — с такими же «положением и статусом»? Ну ни за что не поверю, что ваше общение с разного рода начальниками идёт «в одну сторону»: получение инсайда в обмен на «спасибо». Пусть и под легендарный вискарь.

— Скажите, я похож на человека, который получает указания? Я похож скорее на человека, который раздаёт эти указания, правда? Хотя для меня нет проблем позвонить, например, Володину — как и для него нет проблем позвонить мне. Мы знакомы с тех пор, когда я был ещё начальником службы информации — а он депутатом.

— А всё-таки: ведь сужаются границы негласного компромисса с властью? Ну как пример: «уравновесить» в эфире и на сайте одних персонажей другими, подчас несколько инородными — это компромисс? Или «адресные» такие просьбы?

— Никаких компромиссов не бывает и никаких просьб никогда не следует. Просьбы — рассмотрю. Вот просьбы — любые: от Навального, от Володина, от Путина, от Обамы — рассмотрю. Но, поскольку все знают, что я рассматриваю долго и нудно — никто и не обращается. И потом — меня избрали, утвердили — и я отвечаю за контент: перед слушателями, акционерами, перед страной.

— Но в стране-то «картину мира» и «повестку дня» формируют другие медиа. Такой... чтобы коллег не обидеть... «информационный фаст-фуд». Вы стараетесь, специи подбираете на вашей «высокой кухне» — а населению гамбургер подавай, с начинкой из Обамы и «укропов». И «Эхо» для него не станет столь же модным, как «перестроечное» ТВ, например.

— Большинство едят гамбургеры — и их это вполне устраивает. Но слово «мода» означает всё-таки «новое». И меньшинство делает что-то модным для большинства. Вот именно поэтому я уверен, что незначительное, потом — значительное, потом — более значительное количество людей начинает в сегодняшнем информационном потоке находить смыслы. Но это — длинная дорога. Этому надо учить детей, да? Этому надо учить молодых людей. Потому что в моём возрасте уже по привычке хочешь идти прямо. Потому что, если бы не моя профессия — я думаю, что выбрал бы себе две газеты, одно радио, один телеканал и смотрел бы это.

— Лет 30 назад главной проблемой казалась нехватка информации: четыре канала в столицах, радиоточка и «Правда» с «Известиями». Верили: выключим «глушилки», завалим прилавки газетами, откроем спецхраны, и вообще расцветут сто цветов — и жизнь волшебно изменится. Сейчас информации — море. А вот желания в ней разбираться — явно нет.

— Это не желания нет. Это умения нету! Это как раз следствие того, что была одна программа — или две, или три. То, что мы не умеем — мы не делаем. Если вы не умеете плавать — вы поедете отдыхать, скорее всего, не к морю. Если вы не умеете играть в шахматы — вряд ли вы пойдёте в шахматный клуб, да? Если вы не умеете анализировать — то вы не будете пытаться это делать.

Современная эпоха, общество, информационный поток выдвинули новый вызов. Не просто искать информацию, а «селектировать» её и сравнивать. А такого умения нет! Ну, мы умели работать топором — но не умели работать пилой. Нужно время, чтобы научиться. А сначала — осознать, что есть такой инструмент, как пила. А можно продолжать работать топором — потому что рука привыкла.

— Неужели появляется потребность?

— Конечно! Вы же на основе информации принимаете решения. В какой садик отдать ребёнка, за какую партию проголосовать, и на какой улице купить квартиру — потому что там бомжи, а там пивбар, а там ночью машины разгружают. То есть вам нужно сравнить всю информацию. И люди, которые оставлены один на один сами с собой, когда государство за них не решает эти вопросы, — они вынуждены учиться искать, анализировать и сравнивать. А вот там, где государство продолжает решать, — там всё привычно: да забирай!

— Вы не боитесь, что рано или поздно перевёрнутая картина мира станет элементарно опасной для общества, которое массово воспринимает ситуацию неадекватно? И никто никого не слышит.

— Коллегам на «Громадьском ТВ» в Киеве я пытался объяснить, что «Беркут», который стреляет в вас — это вот тот мужик, который вечером выходит покурить на вашу лестничную клетку. И имейте в виду — это такие же люди, как и вы. «Нет-нет-нет, это наймиты» и так далее. И вот результат мы видим. Гражданская война — это когда друг в друга стреляют люди, чьи жёны на кухне друг у друга одалживают соль. Вот это и есть главная угроза. Надо научиться жить среди информационных угроз. Угрозы никуда не денутся. И бесполезное занятие — пытаться их убирать. И надо научиться плавать в соляной кислоте — поскольку её налили уже! Нет воды. Вот нету — и нету. А кислота — есть.

... Вообще люди — очень опасные животные. Но уж коли мы выбрали жить среди людей — надо минимизировать опасности. Надо их сознавать и минимизировать. Мир фрагментарен. Информационное зеркало разбито социальными сетями. Каждый может построить свой мир вокруг себя из той или иной платы информации. И ваши соседи на лестничной клетке — они видят мир не так, как вы.

— Конечно. А кто-то из них уверен, что Земля стоит на трёх китах...

— Вот и я так считаю. Я считаю, что Земля стоит на трёх китах. Я в это верю. И мне не нужны никакие аргументы против — и тем более «за». Я в это верю, это вопрос веры.

— А...что за киты? Поясните метафору.

— Обычные киты, которых ещё китобойные флотилии не добили. Дальше там — черепаха, но это уже не очень интересно. Главное — что Земля — блин, и стоит на трёх китах. Это же не образ, это правда.

Аркадий ДУНАЕВ

Источник: http://echo.msk.ru/blog/pressa_echo/1597276-echo/