поделиться
3 июля исполняется десять лет со дня смерти Юрия Щекочихина — российского журналиста и писателя. В 2010 году соавтор Щекочихина по фильму "Лимита", известный российский режиссер-документалист Евгения Головня выпустила фильм "Однажды я был…". Сейчас она работает над вторым фильмом о Щекочихине. В разговоре с РИА Новости Евгения Головня поделилась воспоминаниями о журналисте. Беседовал Глеб Морев.
— Щекочихин — один из корифеев жанра расследовательской журналистики в России. Эта работа в итоге стоила ему жизни. Понимал ли он степень риска, сопутствующую его работе?
— Как-то Александр Сабов, под началом которого одно время работал Щекочихин, определил его журналистскую нишу как "разгребатель грязи". Отнюдь не в обидном значении этого сложносоставного определения, а в смысле практического взаимодействия с происходящими событиями. Оказывается, так называют журналистов, работающих в жанре расследований. Меня это резануло даже на слух — "грязь" и Юра несовместимы даже фонетически. Если уж нужно определение, то скорее "доноситель правды". Но мотивы, которыми руководствовался Сабов, мне понятны. Можно ли всё, что ты "раскопал", доносить до народа? Или нужно соблюдать осторожность в подаче информации? Тогда еще не звучало, к примеру, слово "мафия", и вроде бы никто и не знал, что у нас она уже расцвела махровым цветом. Не говорили о том, что используется детский труд в качестве бесплатной рабочей силы, и разговоры о нем оставались лишь на уровне слухов. Сабов считал, что переизбыток негативной информации может привести к противоположному нашим желаниям результату. Негатив пускает свои корни на почве подражательства куда быстрее, чем позитив. Мне ближе определение Аркадия Ваксберга, которое он дал творчеству Щекочихина в своём последнем интервью: "Черт его знает, к какому типу журналистов относился Юра. Возможно, ни к какому. При этом он был блестящим журналистом!".
Бесстрашие, с которым Щекочихин брался за любые, самые взрывоопасные темы, было очевидным. Он один на один шел на стрелку с бандитами, в одиночку встречался с силовиками, имел приватные разговоры с сильными мира всего, проводя интервью в самых жёстких тонах, вступал в переговоры с чеченскими боевиками в период боевых действий, добывал и проверял на достоверность информацию, прежде чем сообщить её людям.
Кажется, что ощущать надвигающуюся опасность он начал в период своего депутатства. Его предупреждали друзья, но Юра отмахивался, отшучивался. Лишь однажды, я слышала, как он, грустно сказал: "Они меня достанут". Незадолго до его внезапной страшной болезни мы встретились у него на даче в Переделкине. Идея снять фильм о футбольных фанатах за эти годы его так и не отпустила. "Ты даже не представляешь, какие там глубины зарыты! Какие пласты придётся свернуть. Какие деньжищи туда вбухиваются! У них так выстроена система оповещения, что они могут собрать десятки тысяч людей в кратчайшие сроки". Юра выглядел плохо. Похудел, нервничал, почему-то часто выглядывал в окно (из которого не было видно дороги) и односложно повторял: "Едут". И будто бы сам для себя произнёс устало: "Ну, зачем мне столько информации, если я ничего не могу сделать? Они все равно приедут". Таким я его видела впервые. Между нами не принято было задавать вопросы. Кто? Зачем? Но я спросила, "Ты кого-то ждёшь?" — "В том-то и дело, что нет".
— К 60-летию Щекочихина вы выпустили фильм "Однажды я был…", но сейчас готовите еще одну документальную ленту о нем. Что заставило вас вновь обратиться к личности Юрия Петровича?
— Желание понять глубину тех или иных поступков, их мотивацию, движущую силу Щекоча. Это стремление понять окружающий мир и …самих себя. Любая из написанных им фраз — это предупреждение из прошлого в будущее. Фразы, которые время перевело в конкретные визуальные образы: "Корейко вышел из подполья", или: "…Вся человеческая культура гибнет в этом вакууме. Разговоры? Как пыль в беззвёздном пространстве. Ничего не создается…". Как образно, с помощью кинохроники отразить состояние власти в последние десятилетия, а может, и столетия? Ищу ответ у Щекочихина — "просто тасуются, как в карточной колоде, кабинеты, должности,… но все те же валеты, и те же короли, и тузы те же самые". Как выразить тревожное ощущение агрессии? И попадаю в одну волну со Щекочихиным: "Мне снится эта война. Это Третья мировая. Война двух непонимающих друг друга цивилизаций…"
Первый фильм был сделан благодаря поддержке Министерства культуры по грантам "юбилейных дат". Мы с Надеждой Ажгихиной, приступая к работе над фильмом, понимали, что личность Щекочихина не вмещается в предназначенный формат фильма и указанные министерством сроки. И мы решили, собрав редчайшие хроникальные кадры, показать живого Щекочихина в том времени, пространстве и окружении, в котором он жил. "Однажды я был…" — это фильм-портрет, без дикторского текста, где говорят только близкие друзья и сам Юра.
Название следующей ленты мне бы пока не хотелось озвучивать. Существует рабочее название, которое, как ключик от двери, помогает нам войти в мир, спроецированный Щекочихиным задолго до того, как мы осознали его неотвратимую реальность.
— Вы вместе со Щекочихиным в 1988 году писали сценарий фильма "Лимита"…
— Познакомились мы с Юрой на Центральной Студии документальных фильмов, которую сегодня малознающие журналисты пренебрежительно называют "придворной". Безусловно, студия производила сюжеты по поводу приезда — отъезда правительственных делегаций, киножурнал "Новости дня". Но студия снимала и острое, проблемное документальное кино. В авторах ходили известные журналисты — Генрих Боровик, Аркадий Ваксберг. Они снимали фильмы с серьёзными режиссерами старшего поколения в крепкой классической манере.
А нам, молодым, хотелось чего-то необычного, своего, современного. К внешнеполитическим темам мы были равнодушны. Шла перестройка. То появлялись "любера" и дрались с "лимитой", то вскрывались какие-то нарушения в органах МВД и коррупция в торговле, то на Арбате собирались хиппи и гопники… Всё это увлекало, мы бегали с камерами, фиксируя события. Когда на студии появился молодой Юра Рост и нашел "своего" молодого режиссера Сашу Опрышко, мы все завидовали. Они снимали фильм про собаку, которая год ждала хозяина на аэродроме.
И вдруг меня вызывают в редакцию и дают прочитать три странички, напечатанные на машинке. Заявка называется "Лимитчики в Москве". Автор Юрий Щекочихин. Тема – супер! Автор уже известный и что важно — молодой! Соглашаюсь, почти не читая. Созваниваемся. Встречаемся в Доме Кино, на втором этаже в баре. Лохматый, с лёгкой проседью, в потёртых джинсах, заикающийся, Юра начал "на Вы". Через десять минут мы уже были "на ты". Перебивали друг друга воплями: "Послушай! Ну, я-то лучше знаю". Через час я ему сказала, что он не обладает "кинематографическим мышлением", а он мне — что я "не разбираюсь в ситуации в целом, а мыслю фрагментами". Еще через два часа мы пришли к полному пониманию.
Редактором у нас была Галя Слуцкая, которая нас поняла и приняла в качестве сценария какие-то наброски. Работать было просто и увлекательно. Юра звонил каждый день и сообщал: "На заводе "Каучук" работают глухонемые девочки из-под Липецка. Условия кошмарные". "На "Красной Розе" вся общага переполнена, пять человек в комнате вместе с детьми, с потолка сыплется штукатурка". "На стройку в Юго-Западном районе привезли русских ребят из Чечни. Поговори с ними – почему уехали". Я всё чаще задумывалась, как всё это складывать в картину. Юра сказал: "Никого не обличаем. Обличает сам материал. Делаем качели. Народ поймёт, что нас раскачивает". Он говорил, что фильм не для руководителей и не для начальства — фильм для молодых, чтобы они смогли взглянуть на свои проблемы извне. "Им нужно помочь проснуться".
После просмотра фильма в Доме Кино, куда пришло немереное количество народа, Юра сказал мне: "Н-н-ну, получилось. Правда, не качели, а… лодочка. Плыла, качалась… Шторма не выдержит, всё погибнет". И мы пошли отмечать премьеру. Строили планы на будущее. Ему очень хотелось снять фильм о фанатах. Мне казалось, что существуют проблемы посерьёзней… А он уже тогда считал их грозной организованной политической силой.
Мне думается, что он бы не принял титул "корифея расследовательской журналистики". Просто его душа всегда стремилась к правде и справедливости. И еще он был просто замечательным журналистом.
